Переводы с испанского Натальи Метелевой
Из предисловия к книге Сандры Сантаны «Мягкая ткань»1
В книге мы видим мир, наполненный знаками и культурой уходящих или грядущих эпох: здесь появляются изображения на полотнах, со временем превращающиеся в движущиеся изображения, линии, изгибы, которые кажутся следами произведений искусства и культуры, будь то живопись, театр, архитектура, кино или даже спорт. Древнейшая из этих эпох представлена ярким образом обезьяны, еще не ставшей человеком, и падающего метеорита, благодаря которому, согласно одной из гипотез, на Земле появилась жизнь, хотя его падение также может привести к гибели человечества. Однако книга Сантаны говорит главным образом о современности. И в ней ощутима недолговечность, пустота, несколько зловещее присутствие хаоса вселенной. Мир зачастую наполнен натуралистическими изображениями, связанными с человеческим телом и его смертью, а также тактильно тонкими, осязаемыми образами:
вы подносите себе цветы
моей плоти
с нежностью
— разрез
розовый и мягкий.
(…)
В оригинале книга называется «La parte blanda», что означает «мягкая ткань» применительно к человеческому телу. Тем не менее, и в русском, и в испанском языке это словосочетание обычно используется во множественном числе. В русском языке мы говорим «мышечная ткань», «нервная ткань» и «мягкие ткани», когда речь идет о теле, а также используем слово «ткань» для обозначения тканого материала, в испанском же ткань как материал обозначается словом «tela». В книге много говорится о тканях в телесном значении, но также встречаются ткани как материал: здесь есть спортивные синтетические ткани, флажки, живописное полотно. Цвета, упоминающиеся в одном из стихотворений, как можно предположить, также относятся к тканям. Пурпурный можно понять как цвет языка, органа, находящегося во рту, но также ткань пурпурного цвета составляет часть костюма актера, играющего роль правителя в театре Древней Греции.
Итак, перед нами новая поэтическая книга, которая навевает мысли о вечности и бессмертии языка в современности, где он заменил собой автора и героя, если верить Ролану Барту.
Наталья Метелева
Из статьи «Язык говорящий»
В первую очередь книга Сантаны – это, безусловно, книга о речи, о говорении и во многом о телесной стороне этого процесса, о той границе, на которой «язык» как орган превращается в «язык» – знаковую систему (эта полисемия присутствует и в русском, и в испанском). В стихах многократно упоминаются – и можно даже сказать, становятся полноценными персонажами – органы речи: рот, язык, зубы. Благодаря своей причастности к речевой деятельности они будто бы обретают независимость, способность действовать, ощущать, обладать. Обладание, присвоение посредством речи – напоминающее нам об Адаме, дававшем имена животным, – еще одна сквозная тема книги. Это проявляется, например, в следующем коротком стихотворении:
Вода, кожа, мир
принадлежат ладони
в той же мере, что и рту.
Весь мир, таким образом, видится и присваивается субъектом в первую очередь через речь и лишь потом – через прикосновение, осязание.
(…) тело в этой книге представлено в основном через упоминание его частей, и этот факт можно воспринять как своего рода следствие того, что говорящим субъектом является язык: он, обитающий в теле, во рту, смотрит со своей точки зрения, с которой нельзя охватить все тело целиком, однако отдельные его части обладают автономностью и видны с очень близкого расстояния, что позволяет пристально наблюдать за их действиями. Очевидно, что в книге нет никакого «я» – зато есть «вы» (исп. vosotros, обозначающее группу людей), своего рода адресат текстов, далекий и с трудом поддающийся описанию. Можно предположить, что «вы» – это все человечество на протяжении всей своей истории: начиная с первобытной эпохи («Вы думаете, что свободны, / когда в изнеможении бежите, / как бегут охотники, …») и заканчивая временами общества потребления, когда все продается и покупается («…вы торгуете / светом / их изображений.»)
О теме истории в книге «Мягкая ткань» хотелось бы поговорить подробнее. Как мы уже отмечали, здесь можно проследить всю историю человечества. Книгу открывает образ обезьяны, еще не заговорившей и не ставшей человеком, лишенной воли и желаний. Во втором тексте появляется речь. Она зарождается в теле и сравнивается со зверем, то есть имеет почти животную природу, хотя и, казалось бы, является тем самым признаком, который отличает человека от всех остальных живых существ:
Судорога пронзает
мышцу:
зверь
пробуждается в ущелье
рта.
В последующих текстах мы видим охотников, древние ритуалы, прибывшие с Кипра корабли с древними полотнами, скотоводов в шкурах, полустертые изображения на стенах. А ближе к концу книги – автобусы, застывшие кадры на экране, провода, металлолом. Завершается книга «белым шумом» – мы будто бы попадаем в эпоху после конца цивилизации, когда все заволакивает белизной, а языковые знаки навсегда сменяет техногенный «произвольный сигнал»:
На радиостанции
снег,
белый шум.
Произвольный
сигнал, туманная
память истоков.
Перефразируя Ролана Барта, можно сказать, что в конце этой книги умирает не только автор, но и сама речь. Учитывая телесную природу речи у Сантаны, такое заключение кажется вполне логичным.
Анна Орлицкая
***
Судорога пронзает
мышцу:
зверь
пробуждается в ущелье
рта.
***
Вы думаете, что свободны,
когда в изнеможении бежите,
как бегут охотники,
преследуя в небе добычу,
приближаясь к вашим желаниям
на расстояние выстрела.
(это они
в обличии воли
уже давно
решили
вить в вас гнездо).
***
В отверстии
возникает «вода»,
когда вы хотите воды.
Так все вы
научились именовать
отсутствие,
не зная
границ
собственных владений.
***
В беспамятстве
тот ритуал
почти так же стар,
как сама земля:
только взглянув на вас, глаза
раскрываются
и проясняются. Глаза
раскрываются настолько,
что, кажется, охватывают
целиком всю картину.
***
Как наследие прошлого,
тело моллюска без раковины
вы подносите себе цветы
моей плоти
с нежностью
— разрез
розовый и мягкий.
***
Речь здесь идет
о важности того,
чем никогда не овладеть
полностью. О голоде,
что снова пробуждает в вас
желание пожирать
вечное.
(Голод):
***
Какая досада, когда
украденный у реки
камень, лежащий в кармане,
становится самым обычным:
приходишь домой,
а он уже не хранит мимолетный
вечерний свет,
сияющее отражение пейзажа
на водной глади.
Так и ваши глаза.
***
Что у вас остается?
Посмотрите, раскройте ладонь.
Посмотрите на ладонь,
сложенную лодочкой,
что тянется
к глине.
Это все, что
в действительности
вам принадлежит.
***
Вода, кожа, мир
принадлежат ладони
в той же мере, что и рту.
***
Обернитесь назад:
изначально
это был
даже не глаз, а
слабое ощущение, световое
жжение.
Выход
из водного
цикла теней,
улыбка на лице
раскрывается
от мерцания.
***
Быть может, речь шла о краже?
Пурпура
у моллюска, черного
у жженной
кости, зеленого
у меди.
Подумайте о кораблях,
что прибыли с Кипра:
те полотна,
на которых древние
изображали
— смесью металлов
и песка пустыни —
всесильное небо.
***
И вот однажды
ваши предки сочли,
что чувствуют себя
легче,
однако вы,
лишившись
своего стада,
своей обуви
и своих шкур,
стали жить
в бедности.
Цена всегда накладывала
такой отпечаток.
***
Вы вращаетесь вокруг себя
с завязанными глазами:
того, что вы ищете,
никогда нет рядом,
то, что вы ищете,
есть в этих песнях,
что входят
в одно крошечное ухо
и выходят
через крошечный рот,
входят в другое ухо
и выходят через другой рот,
заставляя двигаться
в своем ритме
миллионы рук,
миллионы изгибов,
миллионы пальцев
и хороводов.
Эти ай-ла-ла,
ла-ла-ла,
словечки,
что приходят к вам
от мертвых.
Эти словечки
не форма
любви,
нет, это
форма
ее узнавания.
***
Взгляните на невидимый
шлейф,
что остается в небе
от полета птицы:
что-то склоняет вас скорее
к одному слову,
нежели
к другому.
***
Но что если бы
не приходилось
подниматься
к нёбу,
нащупывать зубы?
Что если бы рот раскрывался,
как этот букет
красных цветов, что незаметно
вырастают в кроне
дерева.
***
Ранее уже говорилось:
язык окружает пустоту.
Ранее уже говорилось,
выходит,
слово рождается
не от избытка
в сердце,
а от нехватки,
что преследует рот.
***
Не оставлять следов,
если только
совсем незаметные,
что оставляют улитки.
Улыбаться снизу
из-под надписи
на памятнике.
А на экране неподвижное
изображение того, чего
больше нет.
Да, оно осталось в движении.
Смотрите: сердце, лошадь
и слово
( ) нуждаются в остановке.
Не нуждаются в остановке.
***
На радиостанции
снег,
белый шум.
Произвольный
сигнал, туманная
память истоков.
На обложке картина Нади Захаровой
Добавить комментарий