Перевод с английского Руслана Миронова
Майкл Палмер (Michael Palmer, родился 11 мая 1943 года) ‒ американский поэт, эссеист, переводчик. Выпускник Гарварда. Родился в Нью-Йорке, с 1969 г. живет в Сан-Франциско. С 1999 по 2004 год ‒ канцлер Академии американских поэтов. Лауреат Премии Уоллеса Стивенса (2006 г.). Перевел на английский язык книгу стихов Алексея Парщикова «Медный купорос» («Blue Vitriol», 1994). Стихи Майкла Палмера в переводе на русский язык широко представлены в антологии новейшей поэзии США «От «Черной горы» до «Языкового письма»» (Новое литературное обозрение, 2022 г.) и регулярно появляются в российских литературных журналах.
АЛОГОН
(спираль для голоса)
1
Свет и тьма книга лежит тут на столе помимо этого солнца луна и звезды. Иной раз ключи забудешь и дверь заперта. Над его головой череда звезд и книг, что указывает на усложненность искусства. Составляется схема. Я бы лучше жил здесь, чем в этом городе. Спасибо, именно так он сказал. Я уверен, она сказала спасибо. Погибло 40 детей бедняков. Еще 5960 умрут. 308 раз делалось предсказание. Животы наши пухнут от пищи или ее отсутствия. Новое утро. Он ищет ключи в ящике. Дверь за ним заперта. Сердце ухает и сообщает: «Я испытало». Коза в тени на цепи, лошадь подходит к забору. Он внимает дуэтам из соседней комнаты. Начинай, говорит она, и он начинает. Губы и язык формируют да или даже. Если его выбирают, он удивляется, почему. Она наносит краску маленькой кисточкой. Заполняется схема. Небо частично очистилось. Южной стены не хватает. Он просит еще воды, и ее приносят. Он изучает зеркало. Он зеркало ищет во тьме. Начинай, она говорит, я уже начал. Он обращает внимание на окно и здание за пределами. Сейчас три или четыре часа. Она замечает фонтан. Тьма внутри нарастает. Можешь ли ты все это запомнить или мне следует записать. Она сползает со стула в сторону двери. Я все еще в состоянии задействовать руки и ноги. Скамейки и облака. В парке секретная речь под запретом. В парке не было никого. Он ходит вперед и назад между кроватью и дверью. Я не знаю, как оценить себя. Мой отец жил здесь до того, как родился. Справа от него лежит фолиант, он открыт. Я ничего не узнаю из прошлого. Это могло ей принадлежать, но не факт. Во всем мире они расцветают без промедления. Ты пахнешь лимоном и мятой. Кажется, он не в состоянии вспомнить. Открой или открой на странице.
Она рисует то, что осталось от легко узнаваемого лица.
Субъект восседает напротив. Ряд книг наводит на мысль об искусстве. У меня ограниченный доступ к себе.
2
Они не верят в идеи. Цвета ‒ не идеи. Казалось, она как будто немного раскрылась после прогулки. Они живут в мире идей. В четверг ты уезжаешь на юг. Синие цветы вытеснили белые. Он представляет себе мотивы, ложные и очевидные. Материальная жизнь выглядит едва ли не испытанием. За зиму ничего не менялось, разве что тонкая корка льда. Ужин стоил больше, чем пара туфель. Он снял ключи с медного крюка возле двери. Люди часто интересуются, что будет дальше. Он показывает тридцать шесть и четыре. Они поболтали немного в кабине грузовика. Одна идея заключается в том, чтобы все продать, другая ‒ все там оставить. Она убедилась, что все еще может заставить себя понять.
Стоит запомнить, что ничего не нужно подсказывать и объяснять. Шарлатан в ужасе отшатнулся. Цвета ‒ это следы идей. Он шевельнул губами, но не издал ни звука. На самом деле я утка или лягушка. За зиму все неспеша изменилось. Стоит запомнить, что оба слова нужны для обозначения одного и того же. Вот тут-то и начинается самое интересное. Этого хватит по крайней мере еще на месяц. Мне предпочтительней желтый, ибо он так напрягает глаза. Он говорил с легким акцентом, старательно приобретенным. Цвета используют вместо идей. Их тела свисают с витиеватых фонарных столбов вдоль всей улицы. Слова исчезали мгновенно, по мере прочтения. Я намерен назвать это Китайской мечтой.
Они не верят в идеи. Это та самая часть среды, склонная к переменам. Красный цвет ‒ самый ужасный. Стены исчерпаны. Она смотрела, как город пылает, отражаясь в реке. Кто-то хочет чего-то другого от жизни. Кажется, цвета воплощают идеи.
Красный цвет ‒ самый ужасный. Стены нас исчерпали. Я наблюдал, как горит ее отражение.
3
Это те самые или не те же самые. Стена та же самая или прижатая к ней рука. Их голоса узнаваемы. Но неузнаваемы те же самые лица. Он держал эту чашку так, будто она оставшаяся или оставленная. Сначала били, потом латали, дважды по меньшей мере. Чашка подразумевает, что ты провел здесь всю ночь. Вторая чашка ничего не подразумевает. Семерку согнули, а позже снова расплющили. Почерк мелкий и порой неразборчивый. Этот метод развития не получил. Женщина в красном упала и сидит у стены. Посетители посчитали, что дом пустой, как она и предупреждала. До утра еще три недели. Там, где было пятно ‒ овальной формы дыра. Через мгновение утро наступит. Они были живы, когда он вернулся. Желтый он считал самым сложным. Имена можно переставлять. Оригинальную дверь заменили.
4
Полковник говорит на ста языках. В три и двенадцать пруд неподвижен. Он никогда на самом деле не кажется. Оделась так, словно думала, что пойдет дождь. Прежде всего неназываемый, огромный и гостеприимный, просторный и распростертый, и предвкушающий, и предвкушающий. Весь мой куш целиком на моих плечах. Двадцатитрехмесячный ребенок лежит на дне. Почему ты спрашиваешь о подобных вещах. Почему подобные вещи тебя волнуют. Я повернул за угол, и он там. Ты больше не один из нас. Она умела предупреждать дождь. Я представляю себе поворот за угол и то, что он там. Пруд совершенно спокоен. Ветер листает страницы. Мы окружены деревьями, которые, кажется, говорят. Много ли толку в подобном знании. Помню, как изучал ясное небо ночное. И так далее, далее. Это материя, а не идея. Что-то всегда мешало нам финишировать. Важна была жизненность воплощений. Небо было определенной разновидностью крышки. Тебе эти вещи знакомы. Трудно припоминать и самостоятельно реконструировать. Разговоры ‒ другое дело. Мы не можем не знать историю. Полковник говорит на индивидуальном языке. Мне тридцать лет. Это такое же славное место, как и любое другое. Со мной случилась любопытная вещь. Однажды случилась любопытная вещь. Я остановился и обернулся с разинутым ртом. Что же еще я мог сделать. Старый Док Уильямс из Резерфорда поймет, что я имею в виду. Так что я нахожу себя наблюдающим. Я сижу рядом с собой на скамейке в парке. Нас окружают здания из серого камня. Возможно, возможно и большее.
5
Эти чувства
воображаемы.
Эти чувства
являются образами
вещей.
Эти вещи
ощущаются
настоящими.
Эти вещи
воображаются
реальными,
«голова и
шея, лицо
и глаза,
руки, пальцы,
соски
и бедра». Такое
воображение идей
не содержит.
6
Он стоит напротив, он бродит из угла в угол, он выпадает из квадрата света во тьму. Математика может быть вредной. Справа располагается стопка книг, а не город, не двор. Я бы не прочь вернуться. Он просит еще воды, и ее приносят. Она пододвигает стул поближе к двери. Начинай, она говорит, я уже начал.
Эти семь вещей реальны и только. Сожаление и подъем. Воздух недвижим, прозрачен. Апрельский красный. Я вижу сон и часть его повторяется снова, там, где про умирание системных и коллекционных знаний, концепций, мыслей, идей.
С каждой фразой начинается другая история, зелень внизу, синева наверху, пурпур, 123 до конца, и так далее. Немного денег было б неплохо. Она подносит руку к лицу. В горах выпадает снег.
Она подносит руку к лицу и прикрывает глаза. Листья образуют безукоризненную спираль. Апрельская синева. В хитросплетениях сада она как дома. Сада не существует. Есть почта, но она еще не пришла.
Она подносит руку к лицу, чтобы глаза оставались в тени. Все это время нужно высказываться. Карл, Генри, Майкл, Розмари, Джон, Говард, Мэри, Дэвид, Пол. Будет ли время подбора имен сверхурочным. Жить в дыму интересно, и никому не нужно об этом рассказывать.
Они продвигались медленно в определенное время. Нужно подсчитывать на бегу. Слова появятся, чтобы вмешаться.
7
Означает ли подобного рода дыхание «да» или это обычное вопрошание. Ни один факт не имеет последствий. Однажды она так оделась для иллюстрации мысли. Тотальная структурированность и произвольность. Появляется и исчезает, поднимается и опускается, и дыхание замирает. Сутра Супа из букв Алфавита. Ты смотришь на что-то, пока оно не исчезнет. Но это должно быть тщательно объяснено. Ты смотришь на что-то, пока не исчезнут демоны. Ты смотришь, пока дыхание замирает. В синеве облака исчезают, сначала приятно, потом огорчительно, потом погибает тело. Вещи наличны. Однажды она так оделась для иллюстрации мысли. Я препятствую беспорядку. Музыка плавает в окнах. Любое событие контролируется. Было бы славно пожить нигде. Мы оба все еще слишком часто мечтаем об этом, но издалека. Четыре слова, кажется, приняли форму. Она разучила всю книгу. Он прошел три мили по снегу, вместо того чтобы позвонить. Если устанешь, встань и пройдись. Посиди какое-то время спокойно. Стисни зубы, засни. Обрати внимание на ошибку. У меня на спине содрана кожа в пяти местах. Он знал, что не может достаточно быстро передвигаться. Обязательства превалируют над любым стилем или идеей. Я приобщен к колесу, свисающему со стены. Сутра Временной Потери. Сутра Семи Ледяных Колец. Она следовала за светом снова и снова. Пока она говорила, глаза ее закатились вверх, прямо в череп. Важная тема была перечеркнута. Когда вещи становятся очевидными, сердце им подражает. Год прошел, окутанный дымом. Можешь ты это понять. Огромный и гостеприимный, просторный и распростертый, и предвкушающий, и предвкушающий. Конкретно эта страница внезапно заканчивается. Лестница без ступенек принадлежит нам. Мы гордимся, хоть и смущаемся. Ну и зачем, можно задаться вопросом. Она показала ему, как именно нужно расположить пальцы. Это могла быть последняя часть, но все получилось иначе. В доме точно никто не жил. На сердце нельзя влиять напрямую. Свет воздействует на дыхание. Они очарованы мотыльком. Дыхание затруднено. Ты смотришь пока неприятности не прекратятся. Два мертвеца дуются в карты.
На обложке: «Buch des Lebens» by Oliver Henze
Лицензия: CC BY-ND 2.0 DEED
Добавить комментарий