Эссеистские заметки-афоризмы в переводе с французского Кирилла Корчагина. Приложение к готовящейся к выходу книге поэта «Конечность простых тел».
РЕМЕСЛО БЕЗРАЗЛИЧИЯ
(выписки и отрывки из бесед)
Неподвижность того, кто пишет, приводит в движение мир.
·
Всё это дано уже в само́м размере: когда мы останавливаемся с неподвижностью вуайера перед тем, что движется. И мысль не существует иначе как в ответе на эту остановку, эту пустоту. Жоэ Буске пишет: этот паралитик проделал дыру в пространстве. Писать — это и значит дырявить пространство. Всесторонняя неподвижность, внимательный труд — причем труд физический. Канатоходец стоит перед той же проблемой: он пытается соединить движение и остановку, найти нечто среднее между ними. Кабинет писателя — в его воображении: это то, что позволяет ему остановиться, начать, хотя он и знает, что для этого нет никаких причин. Письмо — это ремесло безразличия.
·
тишина это форма
·
Чтобы мысль стала действием, нужна остановка.
·
«Пустота» — скорее в смысле времени, а не пространства.
·
Где начинается стихотворение? Еще до первой строки?
·
Речь как «встреча» и «сцена».
·
Поэзия — это то, что несобытийно.
·
Подчеркнем отсутствие «развязки».
·
Перед тем, как начать писать, я жду, что предыдущая книга станет для меня невыносимой
·
Всякое письмо предполагает энтропию. Главный вопрос — это вопрос смысла, и он остается нерешенным. Можно уловить смысл в то мгновение, когда он проявляется, — там, где он остается неразрешимым.
·
Бернстин подчеркивает звуковую природу стиха, сло́ва. Для меня важно другое — отсутствие ассонансов, аллитераций, образов и т.п. Я бы хотел сделать поэзию «плоской». Может быть, в этом определении в силу его одновременной точности и двусмысленности соединены два значения. Но ведь можно считать это внешней и внутренней стороной единого значения!
·
Заменить образ словом «образ».
·
Если прислушаться, всегда слышен голос матери!
·
Каким словом можно заменить слово «размышление»?
·
Стихотворение 
·
Я пишу на грани прозы, но у меня нет никакого интереса к литературе. Стихи не рождаются из прозы, но без прозы их нельзя закончить. Проза позволяет «очистить» взгляд, дает возможность видеть.
·
Проза — это детство. Она нужна, чтобы проснуться. Чтобы прозреть. Но всё это ничего не объясняет. В завершенном стихотворении мы никогда не обнаружим исходной прозы. Никакая рукопись не покажет, как именно развивался текст.
·
Это также труд сокрытия. Что не означает, что за текстом всегда скрывается другой, стершийся, текст. Это сокрытие позволяет инсценировать некоторые слова, наброски, которые таким образом становятся более оформленными.
·
Я предлагаю прочитать то, что едва видимо: то, что таит в себе угрозу, — то, откуда может возникнуть нечто жестокое. Батай говорит, что философ — это тот, в ком есть страх. Есть нарядные книги. Но писать — значит быть способным показать всю анатомию. Нужно дойти до границ литературности. Я привязан к Аристотелю и Витгенштейну. Я часто думал: это из-за того, что я ничего в них не понимал. Сейчас я думаю: это из-за того, что они писали просто, кропотливо, дотошно. Меня завораживает дотошность. Если довести литературность до предела как это сделал Витгенштейн можно соскользнуть в ужас.
·
Литературность — всё дело в ней (а вовсе не в метафоре). Из-за нее мы взвешиваем язык «минимальными» единицами смысла. Строку Элюара Земля голубая как апельсин, по-моему, легко исчерпать — она разрушается в силу переизбытка смысла, в то время как строка Стена почвы — это стена извести Марслена Плене остается с нами и будет, я верю, оставаться дальше благодаря само́й ее точности и тому, что она парадоксально ограничена неподвижным квантом смысла, предъявляющим одно и то же каждому читателю.
·
Заставить показаться ту часть тела, что пишет (сделать ее видимой, читаемой): рука, запястье, плечо, палец, рот… Вписать ее в фабулу, отвести ей роль в интриге. Как если бы в этом заключалось всё — в руке, отделяющейся от тела посредством письма. И холода.
·
У меня было впечатление, что эта книга («Предметы содержат в себе бесконечность») — это нечто между внутренним и внешним, нечто пренатальное — как мгновение, когда само тело еще ни внутри, ни снаружи. И это состояние приводит к тому, что она балансирует между стихом и прозой. (Речь идет о таком соединении стиха или прозы, когда они встречаются в одном тексте; об акте рождения как если бы его можно было увидеть).
·
Расположение, как сказал бы Августин, здесь невозможно. Потому что нужно указать его на странице с высочайшей точностью.
·
Мы объединены страхом. О нем говорит книга, которую я пишу, и книга, которую ты читаешь. Или даже наоборот. Можно сказать, что бывают «верные» слова. Но в какой момент они возникают.
·
Как плоское тело, лишенное объема. Начиная с того мгновения, когда сердце, волнение вступают в игру, чтобы вернуть плотность. Плотность иногда связана с письмом, иногда с тем, что мы не знаем как будем писать.
·
Курсивы, кавычки — это самые простые средства театрализации. Для меня курсив имеет фаллический характер. Наклон как способ показать себя. Это то, что разрывает страницу, указывает, подчеркивает.
·
Наука о следах (ихнология), с которой начинается реконструкция роста и веса доисторического животного, не столь уж далека от моего труда.
·
Я связываю жесты — одни с другими.
·
Книга «вращается» вокруг нескольких неопределенных отношений — тех, благодаря которым слово находит определение для читателя.
·
Один, действительный, пейзаж — это протяженность взгляда (т.е. понимание, восприятие). Другой — мысленный. В каком-то смысле это движение от успокоения до угрозы.
·
Угроза — без нее не было бы мысли.
·
Интрига — это ткань, которая разделяет и соединяет четыре или пять слов-персонажей.
·
Всегда необходимо, чтобы стихотворение закончилось. Оно существует, когда мы его опознаем, как «опознают» тело в морге. Это одновременно и странно, и страшно. Это когда оно отделяется от нас. Ты опознаешь то, что, по сути, пустота, которую подчеркивает то самое мгновение, когда стихотворение достаточно анонимно для того, чтобы ты его подписал своим именем.
·
[ДЛЯ ЭМИЛИО АРАУЖО]
тело содержит в себе разделяющую его
пустоту вымысла
– Анна-Мария Альбиак
·
Вернуться к стихотворению — это как вернуться в комнату после долгого отсутствия. Понять как дышать, чтобы перемещать тело.
·
Волнение, пронзающее тело вспышкой памяти. Что удерживает всё это пространство?
·
Несколько жестов, которые никогда не передать другими словами.
·
«Подготовка», которая (возможно) позволяет выйти из слепой зоны.
·
Одно лишь рассеяние ищет речь (например, у Коллобера). Дикое рассеяние — это то, для чего мы служим мишенью. Дикое, потому что его подвижность невероятна, — его стремительность очерчивает образ — и то, что мы безрассудно любим.
·
Подходящих форм не существует.
·
«Не стоит удивляться тому, что я не могу объяснить поэзию иначе, чем посредством ее самой, иначе говоря, тому, что я не могу ее объяснить» (Псевдо-Витгенштейн).
·
Всегда ли язык принадлежал Другому?
·
Аллеи и переулки сознания и вымысла.
·
Чтобы это удерживало вместе пространство нескольких секунд, пространство те́ла и движения в теле.
·
Найти основание для реального в метафорическом! Я предпочитаю поверхность, плоскость, потому что она одна требует от мира ответа.
·
То, что мы пишем, — немо.
·
Нужно учиться следовать за собственной рукой.
·
Слово конец: то, что за ним следует, на самом деле ему предшествует.
·
— Почему вы выбрали молчание?
— (После того, как он отказался отвечать на все прочие вопросы, губы Эзры Паунда наконец пошевелились, приоткрылись, и он прошептал грустно и нежно:) Это молчание выбрало меня.
·
В течение долгого времени я не знал свое имя. Несмотря на мое безразличие это имя все же оставалось моим.
(Не название ли это для книги?)
·
Деньги и темнота как черта дефиса. Как черта языка.
·
Письмо, сшивающее время.
·
Не менять одно слово на другое, чтобы сдвинуть мир, но повторять всё то же слово и достичь этого.
·
Разворачивать, отталкиваясь от понятия неделимости, идею стиха, цикла, книги.
·
Я взял столько же у «Откровения», сколько у Башляра, столько же у Сименона, сколько у «Романа о розе», столько же у Лола́, сколько у Августина или Халладжа, столько же у старухи в кафе на площади Клиши, сколько у Мерло-Понти, у человека, что шел по улице, разговаривая сам с собой, столько же, сколько у Жоржа Гугенхейма или Витгенштейна.
·
Никаких метафор — лучше признаки. Не из отсутствия ли метафоры рождается повествование? (Это интригует.)
·
Невозможно подтвердить общие места.
·
Форма как дополнение к эмоции.
·
Джек Спайсер: Metaphors are not for humans.
·
Жан Дэв на мое возражение: Слова больше не узнают меня.
РАСПОЗНАВАНИЕ
Поэзия сама по себе предлог.
·
Лишь когда наступишь на оголенный провод, начнет разворачиваться текст. Но до этого не найти никаких фрагментов смысла, не видно ничего, что бы позволило интриге завязаться.
·
Голос не помогает восстановить структуру. Он, напротив, разрушает единство, делает его хрупким, так что от него остается лишь видимость.
·
Случайности значимы. Именно они создают форму и позволяют ее прочитать.
·
«Их речь для ушей, моя же — для памяти» (Жозеф Жубер).
·
Избыток смысла сжигает стихотворение до золы.
·
В пустоте речи. Никогда в ее полноте.
·
(«Я» настолько же представлено в «Неделимых сущностях», насколько в «Понятии препятствия». Это местоимение абсолютно пусто.)
·
Важна обратная сторона.
·
Книга никому не принадлежит. Но кому принадлежало бы тело?
·
«Моя наука — это, наверное, наука пунктиров. У меня нет ни времени, ни средств, чтобы прочертить сплошную линию» (Марсель Жусс).
·
Тело — это не субъект, это — причина…
О ПРЕДЛОГЕ
О смысле ожидающем. Невостребованном. Созидающемся вдали.
·
То ощущение, что больно ухватить, осознать. Но иногда благодаря этому я ощущаю физический контакт.
·
Как определить это приближение? Это смутная масса. Поворот вокруг себя. Попытка воссоединить крупицы. Затевается что-то непредсказуемое — то, что обязательно углубит интригу.
·
Я хотел бы точно себя объяснить, что следует «до» и «после» предлога. Исток этого намагничивания чувства лежит в само́м соединении частей. Как без локтя не было бы руки, а без колена — ноги. Всё вновь приводит к этому соединению.
·
Сущностно, а потому прозрачно.
·
Для меня важность предлога заключается также в том факте, что таким образом я пресекаю все прочие сочленения. Я стремлюсь к тому, чтобы чувства накладывались друг на друга, пересекались.
·
Всему этому предшествует невероятная неловкость. Я говорю о поиске формы. Но в этой неловкости всё и дело.
·
Предлог это так же мало, как и рифма! Он вовлекает чувства в игру.
·
О предлоге в любом переводе… (в Библии, например).
·
«Prepositions» — предлоги Луиса Зукофски.
·
«Постановка впереди»
БЕККЕ́
·
То, что совершается в слепоте, необходимо, плодотворно.
·
«Благодаря поэтике обнажается жестокое разделение речи и бытия. Речь, глубокая и извилистая по своей природе, может обратить внимание лишь на себя саму — она как стена». (Даниэль Остер)
·
Руки первыми вступают в игру…
·
Слово частное нужно лишь для глаз. (Это почти как опустить занавес.) Оно не связано с бытием. Его можно понять только умом. Это всё.
·
Я люблю это сопротивление (смыслу).
·
«Говорят, можно ковырнуть пальцем землю и понюхать, чтобы узнать, куда ты попал, я ковыряю существование, — оно ничем не пахнет». (Кьеркегор)
·
«Время во всей его целостности формирует каждый отдельный день в божественной экономии». (Гаман)
·
Небывалая вертикальность фразы Роджера Левинтера.
·
Сон, разделение.
·
«Вещь находится в каком-то месте, тогда как восприятию нет никакого места» (Мерло-Понти.)
·
Установка шарниров. Предлог задает протяженность.
·
«Центр» появится три раза в первых трех последовательностях, но ни в коем случае не в трех следующих, чтобы снова появиться в тех трех, что последуют за всем.
·
подсчитывают в темноте
·
«Они знали все слова, и потому верили, что им доступна истина» (Жозеф Жубер.)
·
Так и я. Часто я остаюсь снаружи.
·
Книги не существуют.
·
Текст — это кожа, эпидермис. Самая малая типографическая деталь (антиква, курсив, тире) играет отнюдь не второстепенную роль.
·
Книга не нуждается в голосе.
Читать вслух — это как будто рассматривать автограф. Пренебрегать отстраненностью впечатления. Ведь именно она рождает движение смысла.
·
«…the page must first be seen in order to be made invisible». (Майкл Дэвидсон)
·
«Таким образом, говорить, что начало — это то, посредством чего что-то начинается, значит давать дурное объяснение». (Кьеркегор)
·
«В предложении содержится столько же вещей, сколько за его пределами». (Витгенштейн)
·
Нужно, чтобы предложение могло воссоединить то, что угадывает разум, и то, к чему стремится ритм.
·
Между воздухом и водой неизбежно будет предлог.
·
Вывернуть время наизнанку.
·
Повторяющиеся отпечатки…
·
Набросок стихотворения захватывает больше, чем само стихотворение. Ощущение собственного веса, отпечатанного на бумаге.
·
Для всего прочего у меня не было языка (только для того, о чем я говорил).
·
Чувство вливается в предлог.
·
Одна лишь «истина» — движение. Движение, но не ритм.
·
Всегда оставлять несколько слов равновесию, чтобы снова их изобрести.
·
Чтобы описать то, как возникло «прямохождение», Клодин Коэн говорит о «последовательности избегаемых падений».
·
В поисках происшествий на поверхности языка, которые он сам вызывает к жизни.
·
Предложения, их крупицы ищут свое место на протяжении нескольких лет.
·
Соединение отсутствует. (Складывать фразы в кучу. Размещать их поверх друг друга, чтобы разветвлялось повествование).
·
Зачем столько работать, чтобы найти наиболее слабую точку.
·
Что нужно сделать, чтобы поймать это повествование, которое вибрирует внутри текста? Оно бормочет. Хочет найти форму, дыхание.
·
Вдруг слова становятся объемными. Они свидетельствуют о своем истощении, о том, что они слишком долго находятся в употреблении.
·
«Реальное и правдивое — это две разные вещи». (Робер Брессон)
·
«But this importance cannot be in what the poem says, since in that case the fact that it is a poem would be a redundancy. The importance lies in what the poem is». (Уильям Карлос Уильямс)
·
«Стоит только ошибиться в ритме предложения, и само предложение будет неверно понято». (Ницше)
·
«Это всё потому, что внутри нас есть безъязыкие слова, и их мы читаем» (Мишель Коэн-Алими).
·
Повествование заключено внутри предлога.
·
Мы говорим о том, что можно извлечь из-под языка, так, будто мы что-то достаем из-под полы!
·
«Ибо если думать о том, чтобы всё, что мы говорим, было сказано в ясном сознании конца, то наш рот говорил бы в полном одиночестве» (Витгенштейн).
На обложке: «Where Sky meets Sand» by Tim Haynes
Лицензия: CC BY-NC-ND 2.0
Добавить комментарий