Переводы с английского Руслана Миронова
Барретт Уоттен (Barrett Watten, родился 3 октября 1948 года), американский поэт, редактор и педагог. Основатель, ведущий теоретик и практик языковой школы (Language Poetry). Редактор «This» – одного из основных литературных журналов языкового движения, соредактор «Poetics Journal» – журнала, посвященного теории языкового письма. Участник состоявшейся в Ленинграде в 1989 году летней школы «Язык. Общество. Сознание». Совместно с Лин Хеджинян, Роном Силлиманом и Майклом Дэвидсоном является автором книги «Leningrad: American Writers in the Soviet Union» (1991). Переводы на русский язык публиковались в «Митином журнале» (эссе «XYZ чтения» и «Введение в букву Т» в переводе Аркадия Драгомощенко) и журнале «Носорог» №16 (фрагмент поэмы «Notzeit» в переводе Екатерины Захаркив, под редакцией Станислава Снытко).
ЗАВЕРШЕННАЯ МЫСЛЬ
I
Мир завершен.
Книги требуют ограничений.
II
Предметы падают, драматизируя.
Вещественное ‒ доказательство.
III
Дневной свет скапливается на фотоснимках.
Сияющие руки заменяют солнце.
IV
Рушащиеся опоры подрывают дома.
Знатоки локализуют давление.
V
Работа распадается на устройства.
Все функции налицо.
VI
Неизбежные банальности образуют слово.
Элементы искусства фиксируются.
VII
Гора не может быть изображением.
Восторг подменяет стиль.
VIII
Затертые слова придуманы.
Мы познаем дневной свет из книг.
IX
Строительство снова уходит в себя.
Собак следует высечь.
X
Глаза широко открыты, чтобы видеть места.
Разъяснения предоставляются по запросу.
XI
Кирпичные здания на зиму закрываются.
Памятник работает над изменением масштаба.
XII
Фальшивые ноты воздействуют на лестничный марш.
Молот размером с солнце.
XIII
Соединенные части распадаются на имена.
Окаменевшие деревья похожи.
XIV
Повседневная жизнь сдерживает потенциал.
Расчет заведует речью.
XV
Правила выступают в качестве иллюстраций.
Люди преодолевают груды камней.
XVI
Я выступаю в урезанном виде.
В комнатах говорят обычными голосами.
XVII
Поступок понятен.
Объяснение затмевает слова.
XVIII
Язык перестает быть будущим.
Мышление становится религиозным устройством.
XIX
Поверхности ничто не касается.
Случайное должно быть воспринято.
XX
Фальшивые песни восстанавливают информацию.
Элементы повседневности смешиваются.
XXI
Смерть ‒ случайность.
Мера определяется пользой.
XXII
Воздух становится свидетелем похищения.
Движение вычленяет этот эффект.
XXIII
Единственный шаг подводит итог.
Сваебоец ‒ не приспособление.
XXIV
Мысль остается в животном.
Любой остров зубы крадет.
XXV
Подлинная сенсация хоронит своих мертвецов.
Мысль внедрена.
XXVI
Эта проблема не делится.
Далее следует идентичная серия.
XXVII
Языки разворачиваются хорами.
Желания дробятся на факты.
XXVIII
Стопа чувствует объяснение.
Масса возвращает проклятие.
XXIX
Белая полоса наводит на размышления.
Раба уносят живым.
XXX
Украшение упорядочивает поставленную задачу.
Совпадение нарезается на квадраты.
XXXI
Три короля создают фальшивый мотив.
Они прибывают самым длинным путем.
XXXII
Вещественное мотивирует бури.
Чувствуется, что игра конструируется.
XXXIII
Ботинок вмешивается в ситуацию.
Взгляды выбираются из пространства.
XXXIV
Действие завершают две неравные фигуры.
Жена оказывается в здравом уме.
XXXV
Ночь начинается с еды.
Дальше слова сгущаются.
XXXVI
Мысль выявляет недостающие звенья.
Ошибки постоянно используются.
XXXVII
Искусство увещевают на основании этого.
Автор подтверждает известное.
XXXVIII
Прямая дорога неубедительна.
Не убить героя ‒ преступно.
XXXIX
Правила не уклоняются от неожиданностей.
Звук зафиксирован цепью.
XL
Человек тянет жилы из солнца.
Коровы встревожены своими телятами.
XLI
Игроки предпринимают подобающие шаги.
Отсутствие предоставляется в качестве входа.
XLII
Время шарахает между опорами.
Искусство преобразует мысль.
XLIII
Одно изображение перестает исчезать.
Доктор производит слова из стекла.
XLIV
Свечи способны постоять за себя перед иконами.
Наука предоставляет миру возможности.
XLV
Придумано еще одно безразличие.
Они называют его еще одним словом.
XLVI
Завывания вписываются в перспективу.
Фотоснимки святынь покрывают землю.
XLVII
Буквальных примеров не существует.
Нарратив ‒ не отчет.
XLVIII
Сенсаций на рынке не наблюдается.
Факт способен погубить книгу.
XLIX
Привычные процедуры случайны.
Случайность вышла из строя.
L
Польза исчезает.
Скрипач прибывает к месту.
ПЛАЗМА
Парадокс разъедаем окружающим его пространством.
Я повторю то, что сказал.
Сделать город временем года ‒ все равно что надеть солнцезащитные очки в недрах вулкана.
Он никогда не забывает свои мечты.
Эффект отсутствия эффекта.
Рука говорит глазу на что смотреть.
Остальные бесполезные привязанности я пресекаю. Шансы на выживание ‒ один к десяти.
Я вижу, как черепаха тащит отрубленную голову к радиатору.
Они утратили чувство меры. Подходящего по размеру нет ничего.
Он входит в дверь и садится.
Дорога превращается в красивую загородную поездку. Голос чего-то не договаривает, но становится вещным.
Нерегулярные движения раскрывают рассматриваемое дело.
Тогда мне тут делать нечего.
Его мечты, самые ранние, были записаны заблаговременно. Указывать на ребенка пальцем в процессе игры.
Свет исходит от уголков карты штата.
Вселенная в форме шляпы. Я теряю интерес и валюсь с кровати.
Кончики пальцев распоряжаются неукротимой поверхностью.
Тупоголовые обитатели сливаются с открытыми территориями. Все радуги заканчиваются на улице.
Выпадающие субтитры показывают, что под ногами водный перекат.
Вопрос приведет к катастрофе.
Человек приходит в движение благодаря группе слов.
Проточная вода и немытый стакан теряют отражающую способность. Слепота вечно окружена непостоянством. Они не оставили там камня на камне и были вознаграждены фрагментом.
Очевидность ошибки.
Теннисные корты в разных пастельных тонах.
Государственные служащие охраняют невостребованные посылки.
Лошади, выходящие из моря, заставляют глаз дергаться. По этой причине молнии на заднем плане всегда различаются.
Солнце заходит в любую погоду.
Во всем остальном этот ущерб уже проявляется.
Телефон опирается на размах невнимания. Телефонная книга завершена.
Серые буквы озаряют всю остальную серость. Черный узор совершает простой логический поворот.
Полномочия налоговых органов подкреплены высокооплачиваемой вооружившейся мощью.
Он не появляется на работе, потому что он там всегда.
Флаг изгибается на своих карабинах. Женщина проходит сквозь стекло окна. Камень полемизирует с дверью.
Голос разносится, воюя с кругами. Цель описательного письма обречена на исчезновение.
Дорожное полотно выходит на первый план, поглощая детали.
Мы въедаемся в самые подходящие горы, в сами слова.
Внезапно зажечь толпу было бы самоубийством. Карта не потеряла благоразумия, перестав быть полезной для чего бы то ни было.
Мои идеи будут меняться со временем. Теперь, когда ты уже знаешь, что значат эти слова, ты можешь идти.
Я должен заставить себя дышать. Мы должны быть готовы покончить с подобным образом жизни.
Трафика нет. Трафик остановился.
Мечты ‒ родовые травмы.
Я был нормальным. Музыка намекнула на ножку стула.
Градация серого позволяет рисовать вертикально. Очевидно, мы умерли.
Бремя занятий ‒ карьера двадцатого века. Он может быть невероятно жестоким. События развиваются с ужасающей скоростью.
Он считал их семейной ячейкой. Семь мужчин, четыре женщины и тринадцать детей в доме. Какой голос он хотел записать?
Вот почему мы говорим на языке. Вернувшись в Софалу, я это записываю, утопая в мягком кожаном кресле. Мертвый пес лежит в сточной канаве тормашками вверх.
Для художника момент наблюдения может стать и мгновением откровения.
Когда ты совершенен, людям не терпится разобрать тебя по частям.
Мы с тобой вечно идем в разные стороны.
Я помню это жуткое опустошение от взрыва, которого не было. Растерянный перципиент превращается в поле.
Оно выгорает и в этом его преимущество. Мои общественные работы длятся годами и стоят мне долгих тревог и раздумий. Внутри своей матери я сжимаю кулак, а потом понимаю.
Вслед за тем он отплыл домой. Камень ‒ мерило в мире объектов. Разум должен слиться с этой вселенной или поддаться ей.
Нечто особенное, что он говорит, служит примером. Через пару часов он возвращается к своей точке зрения.
Зигзагообразная строчка ‒ это, в первую очередь, диаграмма яростного невроза. Постоянное внимание превращает каждый квадратный дюйм стены в ужасающий факт. Когда столбы вырастают из-под земли, это его впечатляет.
Хаос интерпретирован различными способами. Что может означать «зияющую пропасть». Большое тебе спасибо, голод ‒ источник жизни.
Как понимать вещи, для которых есть имена? После того, как демон страха был выпущен в 1789… сейчас 1923. Сейчас 1975.
Я пере-предвосхитил это событие. Мне не понять саму идею строительства.
Но у готовых изделий существует иной уровень сложности. Что вернет нас домой, если ты заговоришь о поэзии. Ты можешь сказать, что происходит, и пусть оно будет частью этого.
Если ты хочешь сказать да, скажи да.
Опыт кладбища неотвратим. Глядя на изменяющиеся коричневые и зеленые пейзажи.
Гора такова, что сама делает себе погоду. Тем временем ее пичкают тачками. Что делает ее похожей скорее на вакуум. Сам камень ужасен на вид ‒ яйцо, окаменевшее раньше, чем кто-либо забыл его выбросить.
У поэтов что-то не так с глазами. Позже мы к ним привыкаем.
Искусство вместо того, чтобы быть объектом, созданным одним человеком, является процессом, приводимым в движение группой людей. Все сказанное человеком, в конечном счете возвращается в виде ошибки. Бесполезно вести счета или записи. Если идея хорошая, она приводит к постоянному изменению.
Повсюду возникают спонтанные литературные дискуссии. Всегда говорится о чем-то структурно новом. Эти темы могут быть моими собственными мечтами, к которым все проявляют дружескую заинтересованность. Библиотека простирается на километры, под землю.
Мои демоны ушли. Я еще не думал об этом, но я намерен сравнять с землей пирамиду, за шагом шаг.
Итак, я внутри картины Джексона Поллока, которая представляет собой дом заурядной структуры, но повышенного влияния. Медно-голубые полы, на стене зеленый ковер с золотистой диагональю. Эффект вытеснения, как масло поверх стекла, выталкивает каждый объект наружу.
Так что края вещей выделяются, как линии подтекания краски.
Телефонный столб ‒ отредактированное дерево.
Вышки с природным газом уходят глубоко в землю. Его речь отрывиста, перед каждой фразой короткая пауза. Лягушка готовится прыгнуть в миску с черешней. Новый мэр: «Никаких конфликтов!»
Волны бьются о берег.
Освещение немаловажно – снаружи ночь, интерьер на контрасте. Яйцо внутри неизвестности. Конфликт возникнет между тремя людьми, не состоящими в отношениях. Шторы задернуты, ветер, как кипяток.
Разум о людях не беспокоится.
Восклицательный знак, вопросительный знак, многоточие.
Аргумент эластичен. Он заканчивается описанием физических свойств подъема по лестнице. «Я бы и не пытался такое таскать». Он выбирается из этого мира, момент облегчения и паники.
Человек целиком ‒ это концепт, просыпающийся чтобы звучать.
В ложно центрированной вертикали власти, она насовсем уходит. Очевидно, что мозг создаст наилучший рассказ из возможных деталей. Мне осталось только забрать свои вещи на станции, и они конечно же там.
Такова ночь в горах.
На обложке: «Pollock» by mrzeta
Лицензия: CC BY-NC 2.0 DEED
Добавить комментарий