Страница автора
Запотевшие от дождя вазы. Окна открыты в середину ночи, которую птица своим голосом поднимает на высоту античности. Колонны ветра лёгким змеением тревожат тёмную неподвижность. Полощутся знамёна сравнений. Я как-нибудь расскажу тебе о диких, блуждающих садах по развалинам окраин представления. Их всегда недозревшие тени отбрасывает наши скороспелые разговоры. Моя патологическая внимательность к деталям, твоя мания смотреть на всё со стороны, пытаясь ухватить и передавать общий план, набросок впечатления, как смотрят на картину в целом.
Говоря о тексте, построенном по принципу коллажа, напрашивается вопрос: насколько детали должны быть связаны между собой? Если минимальной единицей считать предложение, то насколько бесшовно оно должно соединяться с предыдущим и последующим? В коллажах дадаистов каждый элемент сам по себе, их объединяет только рамка картины — случай, воля художника, собравшего их вместе, чтобы показать, что от прежнего мира остались одни лишь осколки – попытка удержать от энтропии оставшиеся фрагменты прошлого, запечатлеть эхо в пустом сосуде.
Предложение может быть вот таким самостоятельным организмом, «найденной вещью» дадаистов, создавая контекст внутри себя, входя в рамки текста, но, не образуя целого с ним, выступающим в данном случае «коробкой», куда собраны самые несочетающиеся предметы. Такое отстраненное «сосуществование» предложений обескураживает сознание, которому свойственно всё систематизировать, скрепляя логикой; заставляет его подходить к своему пределу в попытке нащупать какие-то линии, связывающие «вещи». Это оборачивается неудачей, потому что такие коллажи направлены на разъединённость, непреодолимую дистанцию между фразами. Хотя живое воображение позволяет связать это в некие «франкенштейны» целого. Всё, что их объединяет – индивидуальный опыт наблюдателя, как увиденное во время прогулки оседает в памяти конкретного человека.
– Ты видишь эту нить в моих руках?
– Если, это та нить, которой прошиты все пчёлы, то да.
– Говорим ли мы о человеческих ульях?
– Мне тесно даже в пустыне.
– С твоим страхом? Или с чем-то теплее?
– В моих руках не тает лёд.
– В моей земле кричит морковь.
– Я думал, это гудят провода или подземные сквозняки вплотную приблизились к поверхности.
– Нам ничего не остаётся, как проверять швы и избегать острых углов.
– Небо – начало книги.
– Метаморфозы росы на осторожных, зелёных поверхностях.
– Событие распускается перед глазами.
– Вспышками весны.
«Интересно уничтожит ли меня эта новая реальность?» — пишет Барбара Гест. Мы вступаем на неизвестные земли молодого синтаксиса. Сейсмически активная поверхность. Предложения не приживаются, не создают контекста. Безличный лес. Оно рук. Пишущих на воздухе указательными пальцами. Каждый вдох, как глоток местоимения. Задержать дыхание, чтобы не потерять я. В разнородных смесях склонений. Аграмматическая улитка катит своё семантическое ядро. В грозовые высоты развоплощения. В какой-то момент я перестаю считать этажи и переключаюсь на шаги. На ступенях — куски гипсовых крыльев.
Ты замечаешь, что, несмотря на свою чужеродность, предложения прорастают друг в друга. И вот уже из тумана проступают очертания здания, стены которого так напоминают череп. В оконных проёмах глазниц горит свет. На полу в комнате лежат несколько белых волков, пристально наблюдая за чёрной сферой, висящей в центре. Возможно, это луна, произносишь ты с дрожью в руках. Глаза северной стаи налиты её светом. Адамантовые бусины. Виноградины ночи. Дом, в котором идёт снег, ты вручила мне как дар, сделав его моим воспоминанием.
Бежали годы. Шли реки и часы. Я почти всё забыл. Дороги, заваленные деревьями. Железо, не реагирующее на магнит. Порванные мосты между словами. Ручки без шариков. Ручки без дверей. Ручки без детей. Лес безличных рук, указывающих в небо. Его свод – каждое забытое название. Тянусь к нему каждым цветом. Снегом на книгах и мебели, посуде и времени. Гуляя по комнате, вручаешь мне ключ от этого события. Предложение вплетается в предложение.
Стоит снег. Волки, с абсолютным отсутствием света в глазах, превосходят себя, создавая внутри своей неподвижности скорость послания звёзд. Я стараюсь говорить, удерживая внутри фокус внимания на каком-то центре. Вращаюсь по орбите вокруг некой оси. Или мне так кажется. Нас ждёт город. Цветут деревья, машины плавны. Так же движения твоего обнажённого тела в темноте описания. Облака расходуют себя в свободном путешествии от края до края земли.
Может быть и так, что когда я пишу предложение, я думаю о горизонте, вслушиваюсь в гомон водопада где-то в толще сжатого в точку события, смотрю на глыбы камней и штабеля поваленных бурей деревьев, преграждающих путь, у начала которого я ставлю первую букву. Монтаж такого текста предполагает едва уловимую композиционность. Связи построены на ассоциациях. Что рискованно. Не каждый способен уловить эти цепочки. Развернуть плоскость в объём. Но мы можем договориться о примерных размерностях потенциального опыта, об условных границах неизвестности, разрастающейся внутри после контакта. Там, где растворяются стаи в головокружительном небе чуть простывшей высоты.
Гул голодного ветра в высоких вольтах проводов. Дикая эклектика степи. Жара в превосходной степени. Сочная чернота муравьёв на каменной мякоти куска пшеничного хлеба. Трещины, в которых заблудился сквозняк. Наши с тобой разговоры о непостоянстве тока, о контурах незамкнутой цепи повествования (наши руки расцеплены – какой-то миллиметр отделяет от момента, когда пространство сорвётся с места, скачками двигаясь в направлении самопреодоления), о метафизике обыденного за зеркалом этого раскалённого воздуха, о словах-резисторах, повышающих сопротивление течению времени, делающих нас ближе, камни – мягче.
Кто-нибудь заметит, что эти предложения не объединены никакой темой. – Что их связывает, кроме расположения в одном месте? Их очерёдность не принципиальна: могут быть расположены в любой последовательности? – Никак нет – каждая фраза – фрагмент скульптуры события перцепции, памяти, интуиции. Чем дальше отстоят смыслы каждой фразы друг от друга, тем сильнее работает забывание, заполняющее пространство между ними, перезапуская текст раз за разом, высвобождая энергию рождения.
Под каждым шагом проваливалась земля. Что позволяло удерживаться на поверхности? Вера? В нулевой вес своего тела? В натяжение пустоты? Ни в каких источниках об этом не упоминалось. Не передавалось из уст в уста, как весть о чуде прогулок по воздуху. Возможно, это забывание – удерживающее от падения в пропасть.
Ветер не устаёт менять архитектуру песка. Туманные вазы. Чуть онемевшими пальцами касаюсь их стекла, чтобы передать тебе без прикрас особенности местного климата.
07-10 апреля 2023
На обложке фотография Александра Фролова
Добавить комментарий