Твои речи тёмные глотая, за тебя кривой воды напиваюсь — и выходит стихотворение. Сейчас я думаю так, вчера думал иначе, а завтра буду думать иначе. Я пишу, как Маркес по-испански, как Йейтс по-британски, как Целан по-немецки. Как Дарвиш-палестинец пишет об Андалусии, так я пишу о Кашгаре. Абдурехим Откур поселится в моей спальне, как Лорка — у Дарвиша. А я буду писать о местах, в которых хочется умирать. Потому что сейчас умирать негде, а придётся. И ещё какая-то чушь про обновление языка, его децентрализацию и полное поражение, и попытки тащить в него всё, что плохо лежит: средневековых персов, казахстансев, песни фашистов и для наивных и добрых американских девчонок, поэзию не переживших тридцатые красных нацменов и своих воображаемых современников.
В мире много смерти, и её не станет меньше, а поэзии мало. Ни от чего она не спасает, но и помирать без неё жаль. Исламские богословы говорят, что только знающий человечьи пределы языка, может понять слова на том уровне, на котором Господь говорил в откровении. Поэтому я читаю. Ещё поэзия — это ложь или слепота или разбитое зеркало (остальные давно превратились в золу). А поэты/поэтессы — мудрецы или влюблённые или мастера всех мастей и тавров. Каждый/ая занят своим делом, и это правильно. Остальных не умею запоминать.
Рамиль Ниязов-Адылджян (Адилҗан)
ЗУЛЕЙХА И ЮСУФ
Нельзя никому из людей отдавать часть своего тела как при жизни, так и после
смерти, кроме одной вещи, и это кровь
Шейх Ибн Усаймин
Kardeşime. Neden gittin?
***
Юсуф сказал
именем своего Бога я обещаю
мольба каждого угнетенного
ввергнет всех
ложных обладателей
рук
в ужас
/хруст шеи и резкий поворот/
я хочу взять твои руки в свои и говорить о том
/тремор/
что у нас будет каганат для всех
/ а это место гостеприимно для пыли /
/ты не
я обещаю что у нас будет каганат для всех
лишённых неба над головой
будешь меня ждать/
для всех украденных из рая
***
Мёртвая саранча же считается дозволенной, потому что у неё нет крови,
из-за этого она и не гниёт
Ахмад Шавкий аль-Фанджари
они бросили себя
посреди жарких жаркентских трав и чёрный ветер
дул об дувал меж ними
влюблёнными-животными и инеем-иными
и ладони
от которых лишь кости
взявши грязное лицо словно
сказочный алматинский апорт
там где возлежу я с тобой на любой
цыганской простынке
там почувствует
кожура
тепло моих ног
и горящий песок
которым совершит омовение путник
там где поцелую
твою туранскую конную кожу
будет тавро
там где выйдет
кровь из берегов руки
налей в чашу и пусти по кругу
и пусть отрок белый последний её
всех ближе к смерти снегам
бросит в костёр оскверняя огонь
там где коснусь
будет анклав
обещанной земли
там куда спою
прольётся кровь
ты вода живая а я
бесплодная земля
священных твоих гробов
меж мной и тобой
общее только земля
не преклоняй ко мне голову в молитве
моя плоть невесомей дыхания
здесь нет ничего оттуда
останови свои верблюды
вожатый каравана
даже на скорости света
я не догоню тебя
поклянись хлебом посыпанным мукой
воткни в меня кинжал
и смотри
кровь уже не идёт
/ свободна, и от крови, а кровь она и есть душа /
только червь лезвие
в надежде на руки
обовьёт
/
я лежала на полу холодного дерева севера и слушала 혈액형 — кавер Жанны Ким, узбекистанской корё-сарам, на Группу крови и забыла, что подо мной не трава, из ушей и глаз течёт не кровь, а тебя я уже очень давно хорошо не вижу.
/
я отдала за тебя Самарканд и Бухару
а узбеки и не знают
***
Если из волчьей кожи сделать барабан и играть на нем, все остальные барабаны
лопнут
Наджиб Хамадани
набережный рыбак пронзает белое тело России:
черный юноша пойманный в поцелуи
бьется селедкой
покрытый лесами как шубой —
ложкой огромными ломтиками
из чёрной волчьей шкуры
они достают его кости
его белые бледные кости
что скрывает подлец паранджой:
они раскопают и увезут его
в вечном огне оскверняя кости но
я клянусь тебе
белым домом и чёрной землей:
когда будешь гореть
почувствуй запах алоэ
и вспомни обо мне
обернувшийся глиной
стань древней молитвой
на стертом языке манихейских царей
тебя никто не соберёт
тебя никто не обернёт
никто не услышит
никто не придёт
ты должен быть забыт
/
мне бы только целовать кости твоих рук и чёрные пальцы пальцы
тонкие полые фаланги сосать волчицей
смачивая кровью
будто молоком
твоей матери беженки
из рая где текут молочные реки
и совсем не осталось крови
совсем не осталось крови
/
между нами три слоя воды
ты внизу дома а я
поставленная в угол
у бескрайнего неба:
не спрятаться мне
и к тебе
не вернуться — мне туда
где никто
нас не ждёт а мне лишь бы
к тебе
где все нам рады и все нас ждут
/
мальчик запрещает матери слушать их песни
потому что федералы убили его отца
и вернули труп с отрезанным носом
давно глухой
взгляд матери —
это взгляд gökbörü1
священного тюркского животного
эскадрона смерти эрдогана
и уйгурских террористов
но малый повзрослел
мужчина видит только любовь
/
море
хранит в животе своих мёртвых военных преступников
это пропаганда
говорят моряки
они все принадлежат нам
они все принадлежат нам
они все принадлежат нам
***
Поистине, придет это животное со своими рогами, копытами и шерстью в Судный День. И будет кровь его возвеличена пред Господом еще до того, как успеют капли ее
упасть на землю
Хадис от ‘Аиши; св. х. аль-Хакима, Ибн Маджа и ат-Тирмизи
жена Потифара из праха облепляет Юсуфа
мир ему
что из глины
я люблю тебя моя Зулейха
говорит Юсуф
мир ему
грязными губами
и её перепонки лопаются
твоё тело —
это тело мальчишки
задохнувшегося в пожаре
я целую твои руки
рассыпающиеся в прах
у меня на руках
я целую тебя в живот
цвета горячего снега
выжженной земли
мне не быть похороненным в этой земле
я поставлен наместником здесь но
мне не быть похороненным в этой земле
весь мир надо мной но
мне не быть похороненным в этой земле
я подарю тебе расколотую звезду что и под огнём укроет тебя но
мне не быть похороненным в этой земле
мне не быть похороненным в этой земле
мне не быть похороненным в этой земле
/
Зулейха из глины облепляет Иосифа Прекрасного
из праха
я тебя хорошо вижу
мой Юсуф
мир тебе говорит она
грязными губами
и его перепонки лопаются
мои сожжённые народы
облепившие твоё тело как бурку
мои развороченные кладбища
и распотрошённые музеи
когда ты раздвигаешь ноги что-то проходит сквозь меня но это всегда мимо
я целую тебя в живот
в землю беженцев и изгнанников
давно изъеденную глистами
ты поставлен наместником здесь но
эта земля не принадлежит мне
эта земля не принадлежит мне
эта земля не принадлежит мне
/
мян уйне сегендем2
говорит Зулейха
я продал Ханаан
за кусочек твоей руки
отвечает Юсуф
весь мир ему
и остался ни с чем
/
мян уйне сегендем3
говорит Юсуф
весь мир ему
я продала Палестину
за кусочек твоей руки
весь мир тебе
Юсуф
и осталась ни с чем
***
Родину убивают слёзы, и воскрешает кровь
Арабская пословица
вкуси сердце — это кость
подавись её водой
сердце —
это заломленные
разрубленные разломанные
близнецы — это ладони из них
всегда течёт свежая кровь
лишь бы разок свежая кровь
лишь бы разок
свежей крови напиться дайте
хоть раз в любви захлебнуться
/
букетом засохших ландышей
заплати омоновцу в балаклаве чтобы камчой
— не волосы на мне
не чёрные шёлковые человеческие волосы
а шерсть
и длинный волчий комок —
он рассёк мне горло чтобы дошёл
стон до маяка
ты кричала от счастья я был с тобой но ничего не слышал
/
салах ад дин отправляется на охоту и все львы его добыча
ой кумушки голубушки
ваши венки по верху плыли
/
Зулейха с текучей
из глаз сукровицей
саваном укрывающей
тремоло на гитаре
что арабы называли её телом
сохранила стихи
белой кровью
молитвы
на вшивом ковре
и сыпучую ёблю
поверх всегда чистых
всегда новых простыней
похоть
говорит сморщенное пламя
осыпанное пеплом которое когда-то
было её губами —
это путешествие без дома:
дома остались только гости
за нашими столами в важных одеждах
они нашими руками
нашими сияющими лицами
пьют наши грёзы блюют и продолжают
я простила их счастье
а они о моём даже не знают
/
салах ад дин отправляется на охоту все львы его добыча
ой кумушки
голубушки
а мой на дно пошёл
/
Зулéйха, я буду
холодным камнем
покрытых росой
твоих нефтяных лесов
ты только
брось
его горячим блином
по дну пересохшего моря
напомни что где-то здесь была кровь
где-то здесь когда-то была кровь
о если бы здесь была кровь
/ свободна, и от крови, а кровь она и есть душа /
только скажи
здесь когда-то была твоя кровь
/
салах ад дин отправляется на охоту
все львы его добыча
а человек — слуга
свободный от двух миров
ваши дружки с войны пришли —
а мой не пришёл
***
Зулейха сказала
своё тело
я завещала земле
свои ноги
я завещала воде
свои руки
я завещала тебе
свою кровь
я завещаю тебе
своё имя
я завещала твоей дочери
/
перед тем
как уйти
заходи путник
в богатую землю
/ и старое время сдастся новому времени, открывшему двери /
словно не в квартиру съёмную
моё тело
сегодня
это твой дом в раю
расстели пожалуйста коврик
вскипяти речную воду
полей ландыши
покорми волка
налей в пиалу чай с молоком маслом и солью
очисти руку ножом
и если пойдёт кровь
глубоко вдохни
произнеси моё имя
на моём языке
и если затылком
почувствуешь сквозняк
не беги
/
если в раю
в долине праведников где свет настолько яркий
что пробивает глаза
ты не найдёшь меня
в моем доме
брошенном перед депортацией
в единственно-моём
что есть на этой земле
не уходи
/
щунчилик сыз ысыль ёрып туган айгу укшайсыз4
мян сызны яхшы кёрмян5
а я тебя — нет
P.S.:
Нерождённое письмо ненаписанной дочери.
…о, …, прими в свои вены огонь Справедливости и Равенства — чтобы
он очистил твоё сердце и оставил там одного Господа.
Из рассказа о девушке на равнине Бани Израиль Ибн аль-Джаузи.
Сегодня пошёл снег, а преподавателя с моего факультета, американца, у которого русская жена, депортировали из страны, почти как поляков, поволжских немцев, калмыков, чеченцев, ингушей, карачаевцев, балкарцев, турков-месхетинцев, курдов, корейцев и прочих в те близкие года. Его в два счёта превратили в беженца, а на улице ничего, кроме бесконечной северной ночи.
Я расскажу своим детям, что во время этих фотографий, сделанных на дешёвую мыльницу сытых нулевых, я был прекрасен, юн и свободен, потому что мир вокруг таковым не был.
Я с горя напьюсь, завою Таганку во весь дворец мой пышный в Лагоре, а ко мне подойдёт черноокая смуглянка Фатыма и спросит: «Дадам6, почему ты поешь песни на этом далёком, северном языке?». Я ей отвечу: «Эту песню мне подарили хорошие люди кожи цвета вкуснейшего парного молока, голосов чистых, будто солнце бродяг. Они все уже стали свободны. У них всё уже хорошо. Я клянусь».
Я покажу ей это письмо, переведённое на какой-то язык, не имеющих гендера и бесчестья (возможно, это будет русский):
«Мир вам, Фатыма,
тебя ещё нет потому что ты часть меня
дети появляются странным образом
мне бы хотелось быть к тебе ближе
как твоя мама
разделить с ней тебя
будто время
четыре с половиной месяца и всю предвечность
что мы были не вместе
будто огромный целлофановый пакет
с самсой яблоками пловом и пирожными
уложенными рядом сброшенными в кучу
которые твоя мамáка7 приносила мне со свадеб и поминок
съедая только то что унести нельзя
(видимо — борщ и шорпа)
будто пиалу с чаем с молоком маслом и солью
говяжий плов на поминках
куски мяса которого разделывает старшый/ая
тост газелью Хафиза
(которое виночерпий плесни вина в бокал и пусти по кругу)
за любовь на родном языке в другой стране
будто стихотворение которое читаешь по пьяни но не тем вином
тоже чувствовать как из тела
становится иное
чью кожу ты возьмёшь себе?
ты очень умная и красивая
звонко смеёшься и знаешь как здороваться на шести языках
злые духи не пройдут сквозь твои
узкие глаза
а зло через чёрное
ёбкое сердце
я бы хотел жить в мире который ты построишь
своими руками
настолько острыми
чтобы перемешивать кипящую халву
голыми руками
и отдать тебе свои руки чтобы доставать игрушки с верхней полки
свою горящую кожу чтобы согревала зимой
и свои белые кости
если тебе понадобятся костыли
нам ниспослана милость от грешных услад
великий джихад это быть хорошим отцом
я должен быть тебе хорошим отцом
их почти всех давно перебили».
Она посмотрит на меня и спросит, где я был всё это время, пока её не было. Я отвечу, что не знаю, но ты единственная, кого мне не хватало. А теперь ей надо идти.
Осень-зима 2021-го, до смерти Софии Камилл и Қаңтар.
На обложке: «P2205277» by Joe Benjiamin
Лицензия: CC BY-NC 2.0
- [Гёкбуря’], «Серый волк», — по-уйгурски.
- «Я скучаю по дому», — по-уйгурски.
- «Я скучаю по дому», — по-уйгурски.
- «Ты похож/а на свет», — по-уйгурски.
- «Я тебя хорошо вижу / Я тебя люблю», — по-уйгурски.
- «Мой папа», — по-уйгурски.
- «Мамá», — «бабушка» по-уйгурски.
Добавить комментарий