Стихотворение для меня — физическая вещь, эдакая невидимая часть тела. Невидимый хвост ящерицы — отбрасывается, как только текст случается. А до этого набирает прозрачное тело и вес. Ощущаешь, как оно двигается и поворачивается, тяжелое — нарушает равновесие, нарушает все. Когда почувствуешь освобождение, стихотворение произошло. Обернешься — и хвоста не увидишь.
Я чувствую поэзию как животный инстинкт. Речь идет, прежде всего, о состоянии, в котором происходит письмо. Если поэзия контролируется рефлексией и языком, в конечном тексте исчезает первоначальное. Люди отчуждают само понятие «животный инстинкт», но именно он — первая и самая честная реакция. У нас есть первое чувство абсолютно от всего. Например, на физическом уровне ощущаем, хотим ли иметь дело с тем или иным человеком. Уже с первых секунд тело подает нам сигналы. Если же стихотворение заменяется рефлексией, эта первоначальность нарушается, остается только языковая надстройка. Но поэзия — это не рефлексия. Если слово становится целью, оно перестает действовать. Языковая рефлексия превращается в колпак, который человек надевает на себя, чтобы избежать встречи со зверем. Как в зоопарке: человеку не страшно — перед ним решетка, зверь за ней. Тогда ничего не чувствуешь. Человек всегда стремится к безопасности.
Моя предыдущая книга стихотворений стала своего рода экспериментом. Она разделена на три части. Первая — «Лес» — первобытное, животное, человек живет в лесу. Часть «Из леса» — люди вышли из леса, и главным для них стал языковой инстинкт. Часть «Песни из леса» — стихотворения пограничного состояния.
Гала Узрютова
***
заберег у тебя во рту
каменел
камень ржавел камни каменны
как предел где твой предел
гладил зверье до
сосен колтун
пьем болотце не слыша
как сохнет река
язык гнал ярь – ребром вылез
а кто еще здесь кто еще здесь
***
воды отошли в волгу
нерожденный был рожден
козы упадут с яра
двухви поползут в воду
кто их всех создал
кто всех нас создал
сосны от дождя черны
пали же как те овцы
встали ли лицом к водам
реки потекут вспятно
перейди реки нёбо
к берегу вгубово
кто их всех создал
кто всех нас создал
воды отошли в волгу
нерожденный был рожден
***
большим именем рекой большой
выравниваешь дыхание по вертикали
до высоты яра
имена наши слышно не слышно
слышно не слышно
кто говорит того
видно не видно
реку сузить до ежевичных островов и оттуда
говорят они имена ваши
имена наши
имена свои
и мы слышим
и мы — слышим
далеки
***
зимой всегда холодно
в распоротом брюхе кита
оставленного на берегу
китоловы в домах
сжимают одежду чужих детей
сжимает берег улов.
ветер — маленький холод —
режет
брюхо парное
в колокол, колокол
***
света хватало
чтобы следы видеть его псов его
снега хватало
чтобы шли рядом топтали
чтобы те – меньше –
глубились впереди
ветра хватало как голоса
зовущего домой
может, рванут они
из чужих рук есть.
может, снег – это не то,
что мы думаем
может, света хватит
чтобы увидеть его.
хватит – земли?
***
звук это касание
называя кого-то по имени
его трогаешь
касаешься кожи
даже в другой стране
он – просыпается
чаще произносишь – яснее тело имени
уже видны руки и ноги
волосы
и спина
не называй его имени
он уже год не может заснуть
***
знали только что солнце встает на востоке мы
нас так учили и мы поверили
пошли на восток
а там другие люди
говорят что солнце встает на западе
вы ничего не знаете сказали мы
и пошли домой
смотреть как солнце встает на востоке мы
***
когда начинается дождь
мальчики играющие в футбол на стадионе за домом
врассыпаются
как колония муравьев
чье гнездо посыпают лимонной кислотой
трое мальчиков
остаются на поле
спасают мячи
разноцветные муравьиные яйца
***
берег прикармливает реку
выкормить не может
суходолить нечем
у забора
лодку выглядывает с рассвета
песка в этом году уродилось много
воды – больше
русло разбухло и того гляди
на том берегу наливают
на этом — вычерпывают
***
самое большое, что мелькало передо мной, —
хлопковая юбка в которую твои ноги звонили
как в колокол на уцелевшей башне
никогда не было так чтобы держали в обеих руках
в обеих руках прятали
всегда — в одной
ты помещалась яблоком
никогда не было так, как вспоминала
всегда рассказывали иначе
идет юбка снегом
в складках сугробов путается орех
раскрошил его — но его не стал
встань на снег этот встань
перестал белой юбки снег — перестал
***
я не просил —
просил только снега сыпать
снега окунуться чтобы
снега наверного
рылом вымазать его
жрать не прожевывая
пой пока снег идет — пой
пока он белый
На обложке: «Untitled» by Sophia Louise
Лицензия: CC BY-NC-ND 2.0
Добавить комментарий