Это начиналось как дневник сновидений. Я записывала сны, чтобы лучше понять фон своего бессознательного, разглядеть смысл событий и персонажей из настоящего и прошлого, найти какие-то очевидные архетипы. Это было для меня самым удобным и простым способом самоанализа.
Но чем дольше я это делала, тем ярче и осознанней становились сны, и тем меньше внимания я обращала уже на [явь] их смысл для себя лично, а больше — на символику этих образов вообще. Дневник снов стал скорее формой общения с неким спящим поэтическим сознанием — временами моим собственным, временами как будто бы коллективным.
Я очень боюсь врать, перевирать слова и события, но сны — это по сути документальная хроника: что было на самом деле, и, главное, что это значило на самом деле. При этом не нужно давать имена и ссылки — всю работу за тебя делает подсознание. Слишком удобно, чтобы ставить здесь своё авторство (но и не ставить — тоже удобно).
…И все же я бы сказала, что пытаюсь лишь как можно точнее толковать картинки, приходящие «с другой стороны», просто записывая их в определённых тонах.
Анна Тарасова
СНОВИДЕНИЯ ДЕКАБРЯ
1. диафильмы.
сквозь плёнку просвечивают ошибки в коде
сюжеты моих снов ходят по кругу:
— оставленный дом
— то, что на месте дома, теперь принадлежит другим
— встреча всех со всеми
— ураган
— вооруженное нападение
2. сначала все хорошо.
провал в памяти
там… тело с моим лицом
разрыв
3. опять сюжет военной драмы.
…она берет из его рук письмо, не читая, не глядя, и прячет где-то среди книжных полок.
(ни она, ни я, ни те, которые пришли за ней потом и нашли ее притворившейся мертвой — никто не узнал, было ли в нем вообще что-нибудь написано).
теплое, почти уже летнее утро.
и мы вносим стулья, книги, горшки с цветами в маленький, отреставрированный заново после многих несчастий храм.
4. пустыня.
узкие проходы между домами и ковры, пыльные вихри.
идем, натыкаемся по пути на чьи-то воспоминания в кино- и фотопленках,
нас зовут к себе из окон торговки поддельными драгоценностями,
мы идем, зная даже, что путь этот почти бесконечный.
не трудный, но — долгий и утомительный, одинаково полный пеклом и жаждой, песком, который туманит взгляд.
камни дают дыхание, а мы впали уже в какой-то гипноз, который рассеется, как только мы доберемся до места.
проход узок, я в середине колонны идущих, и мы живым потоком двигаемся к выходу — не можем идти медленнее, чем должны, и не можем обогнать свое шествие, не можем проникнуть взглядом за стены или разбить их вовсе,
но только идти,
двигаясь необратимостью, принятой между всеми нами негласно,
подгоняя и успокаивая друг друга, плавясь на солнце и отчетливо слыша перед собой редкие вздохи прохлады, словно дождя или рощи у моря,
зная, что, даже если все это окажется миражом, то нам хватит его одного, чтобы только не падать.
5. гидра.
строительные леса, лестницы, неудобные входы и выходы. тесный, опасный, похожий на гроб, лифт с неработающими кнопками. утро весны.
кинотеатр на реконструкции. нас прибывает много.
на экране появляются кадры:
морские волны,
вихри,
водоросли,
изгибы рыб.
мы это уже смотрели.
но…
мы точно это уже смотрели.
(он еще тактичен,
но уже взводит курок за спиной
и отдает кому-то
приказ).
мы не будем снова это смотреть.
он уходит — и в каждом его движении жажда реванша. этот и еще один пришелец скрываются наверху, за колоннами и рядами.
заводят музыку, гаснет свет.
ищу их глазами. они в углу тьмы, каждый с коробкой на черной ленте, повешенной через плечо. и я вижу, как они достают оттуда сверкающие иголки, и вводят что-то желающим поочередно.
я бросаюсь туда через толпы танцующих, юных, знакомых, забытых, меня вдруг останавливает крик.
в ее руках лицо ее возлюбленного:
что с тобой?
что с тобой?
он только знаком указывает на пришельцев. она смотрит мне в глаза:
это был морфий.
..вынесут, выходят тех,
для кого это поправимо
но то, что непоправимо
6. самое точное руководство по засыпанию.
молчание в трубке —
состояние высшей концентрации.
я могу вводить в сон с помощью своего дыхания.
…здесь новогодняя ночь
место, оставленное для записи последнего сновидения.
СНЫ ЯНВАРЯ
1.
пригородный дом в туманной лесистой местности, узкая и мелкая река на краю. мы с девочкой вдвоем в доме.
морфийный зверь открывает дверь своим ключом, нападает на нас, особенно на девочку, но ей все равно.
я в ярости.
хватаю первое попавшееся под руку: железную с деревом тяжелую вещь.
звук. звуки. после — пластичное, податливое (подавиться словом).
все это время девочка молча и с отсутствующим лицом ходит вокруг, как бы слоняясь от безделья.
я быстро собираю ее, мы бежим.
он нездоров. меня приводят к нему для последних объяснений.
я говорю, что защищалась. мы внезапно прощаем друг друга.
2.
коридоры. матовое стекло и золотые отсветы.
деревянные двери с азиатскими узорами.
приглушенный шаг, покрытые черным щиколотки.
я заглядываю в каждую из дверей, ища свою.
наконец, нахожу пустой номер и засыпаю в нем.
шелк цвета шампанского,
настольная лампа у зеркала,
шторы не пропускают дневной свет.
3.
поезд
быть внутри сознания рассказчика
в окнах мелькают:
mushrooms, fields, pillars and wires
как строчка из песни
девушка с амазонитовыми глазами
появится только в следующей главе
4.
долгие запутанные маршруты, пересадки с автобуса на автобус. зима и тьма, свет уличных ламп больше похож на церковный, потресканный.
5.
лагерная комната, нашпигованная железными кроватями.
прохладный июнь. перед полуднем.
я, мои соседи и соседки по комнате, находясь в комнате, в основном лежат, обложившись со всех сторон книгами, чтобы простыни с их тел не сдувал ветер.
*две потерянных реплики
белое чистое белье, зелень снаружи бьется о стекла просторных окон.
двенадцать кроватей — десять по краям и две по центру.
невидимые капельницы.
яблони только что отцвели и опали.
6.
невообразимый по размерам католический собор.
башни похожи на острые длинные сталагмиты
или брызги земли с дождем,
отшлифованные.
7.
помещение без окон с чрезмерно высокими потолками, опустевший цех.
темнота блуждает, концентрируется в огромном зрачке
вакуум лба
холодный желтый свет, блуждающий — как рыба по дну — низко над полом.
толпа схлынула и никого нет.
только вакуум лба
как белая полость белого самолета
шея дегустатора вин обтянута серой шерстью
девушка с волосами цвета раскаленного железа
ее кожа пахла морской солью
между ними цветок лотоса
ужаса
превратился в ликер
8.
как бы мастерская всего:
цветы и стружки стебельков
на деревянных полках, вытянутых вдоль стен: горшки,
стеклянные предметы и поломанные тоже вещицы,
растения, пережившие немало эпох, и другое.
длинный и прочный стол из темного дерева
уходит вглубь комнаты
в абсолютную перспективу,
во тьму времен
множество человеческих тел заняты всякий своей работой
их так много и они так сконцентрированы, что выделяют свет
как если бы они были большой кристаллической купелью или же были заключены в огромной глыбе льда
9.
фронт — круг пиками внутрь
серный туман в воздухе
разобранный скелет
10.
озеро
горизонт
острокрылые
насекомые
лежать на песке
белая насквозь, лошадь
с розовой гривой
выскакивает из ниоткуда
и пробегает по мне копытами
за это ей назначают
n. ударов по голове
во сне я плачу
по мне бегут ее теплые слезы
бледно-лазурная, вся в апельсиновых пятнах
стена, и на ней вверху тяжелая гардина
с длинными плотными шторами
под которыми нет окна
(оно на соседней стене, непокрытое)
11.
голубое море
каштаны
платаны
голубое море
она в черном
едва-платье
спускается к площадке над
берегом и танцует
постепенно собираются
люди, местные
кинозвезды, приехавшие
на фестиваль
фальшиво-говорения
они в черных
костюмах и черных
оправах
она замечает их и останавливается
в растерянности
мягкого ветра
— ч т о ?
возвращается в отель
с мокрыми
от моря
волосами
в комнате
ее ждет сестра
которая собирается
покончить с собой,
у нее в руке
лезвие.
(здесь меня охватывает ужас,
я напрягаю все душевные силы,
чтобы сбежать из этого сна,
закричать)
пытаюсь открыть
дверь этой комнаты,
но кто-то запер ее снаружи,
бью в дверь,
но она заперта
(первый кошмар за три месяца)
голубое море
каштаны
платаны
глубокое море
в тишине я оборачиваюсь
она ровно лежит на кровати
с выпластанным лицом
…утро пробившейся первой зелени
на бетонном полу длинные следы солнца
девушка с амазонитовыми глазами
юноша из параллельного класса
учатся шахматам
среди фолиантов, кустарников мирта
12.
площадь
вымытые до новизны
стены улиц
гирлянды зеркал
вишнево-желтые афиши
великолепная комната
она лежит на полу рядом с кроватью
я бережно застегиваю на ней платье
от внутренних лодыжек до сонной артерии
в окне ослепительные пайетки близкой весны
это медицинская близость
как опуститься в кресло перед человеком, у которого в руках к примеру
двустворчатое зеркало
биопсийный выкусыватель
кюретка маточная
ранорасширитель
щипцы
игла для амниотомии
«расслабьтесь»
прочее
но она доверяет мне
потому, якобы, что я клялась всем богам и богиням, Гигее и Панацее:
я не дам никому просимого у меня смертельного средства и не покажу пути для подобного замысла
в какой бы дом я ни вошла я войду туда для пользы больного будучи далека от всякого намеренного неправедного и пагубного
что бы я ни увидела или ни услышала из того что не следует когда-либо разглашать я умолчу о том считая подобные вещи тайной
13.
пустые развороты ранней осени
купальня из трех ярусов гладкого камня
вода неподвижна, как бы отсутствует,
свечение угадывается где-то в ее глубине, проступая,
тени поют
плеск лепестков
блики на линзах
— хочу вернуться сюда через время
в пурпуре, который делают из улиточных панцирей
(который из меня сделал улиточный панцирь)
мы собрались в холле пустого дома
внутри концертного зала
перед выключенным экраном
перебираем архивы
не можем выбрать
что будем смотреть
14.
комната. ожидание гостя. гостьи.
что-то ломается.
бегают поразительные симпатичные насекомые.
темнота в окне затвердевает.
доски. что-то заколачивают.
кому-то кровать колотят из свежего, необработанного сруба.
гостьи все нет.
я выхожу из комнаты, чтобы изучить пространство.
холод. тусклые кирпичи. окна без стекол,
занавешенные лохмотьями пленки.
вертикальный контрастный луч фонаря
опадает частицами легкого льда, запаздывает,
изо рта паром тянется изморозь, только это
и видно в луче.
ожидание гостьи — гостя — звук заколачивания досок
кто приедет? кому заколачивают? где я была перед этим?
15.
прыжки со скалы в холодную реку. тяжелая облачность, кристальный воздух. удар воды в нос, а потом проскальзывание сквозь толщу, давление, поверхность. вдох.
ВИДЕНИЯ ФЕВРАЛЯ
1.
…еще во сне переезд через границу.
по ту и по эту сторону одни и те же дома —
но нас задерживают, допрашивают.
2.
поезд
как пищевод
железной мурены
на поверхности наступила ночь
словно гирька на сверкающей нити
вращается в ускорении
веки из жидкого золота
…сегодня тебя не сожрали
я закрываю глаза и проглаживаю ладонью
железную кожу —
ранена, ранена
в ложечку под
безупречным
горлом
3.
ледяная шайба
на ледяной ножке
цвета коралла
цедры
черная водоросль
поплавок
4.
два пролета ступеней уставлены картинами в рамах. я не могу пройти.
простенок. сидеть, шептаться. мимо ходят люди.
чья-то собака падает под ковш экскаватора
мы все страшно перепугались.
разбредаемся. не могу найти дорогу обратно. потому что какие-то краны берут и целые здания перетаскивают с места на место.
5.
все время крутится на языке:
какой-нибудь ночью
какой-нибудь из ночей
отпечатком ладони
в аквариумом луче
6.
по коридорам что-то ищут
служители иного порядка.
по мере их поисков начинают пропадать люди.
тот, кто пропал и кого ищут — здесь,
в одном из углов комнаты.
и я слышу — вот
боль в предплечье. там
вертикальный ожог
7.
(обгоревшие скулы и запыленный шелковый платок на шее учителя,
который вел нас и проталкивал через камни).
толпа загорелых людей, солнце-марево,
сухой песок, скалы, спуск —
сотни их сбегают вниз, к морю,
попутно сбрасывая одежду,
участок тени
деревья
спрятаться здесь
но у меня чужое тело — тоньше, темнее,
совершенно открытое, как пустой берег,
здесь я была одна, и было
прозрачным дыхание,
море, зеленовато —
прохладное
вода
они выпили всю воду.
8.
коридоры конюшен, решетки, комнаты.
три девочки с именами типа:
хлеб, железо, пшеница, даша, что-то
такое. тьма.
снег, но не холод. их
забирают в другое место, и мы все плачем,
а я остаюсь одна.
усадьба сенатора.
я вроде в переднике или приемный ребенок.
с гимназической косой.
суп в белой тарелке.
хозяйка поместья просыпается
в своей комнате холодной в
розовом белье теплом от сна
я приношу ей гребень и завтрак
у нее розовые круги на матово-восковых, еще
молодых щеках, и сухой сноп светлых волос, и ресницы бесцветные.
я смотрю на ее белую льняную руку, лежащую мертво на одеяле.
когда-то эта рука принадлежала ее телу, думаю на секунду,
и даже сенатор узнавал в ней разгоряченную мускулистую лошадь —
едва сдерживал дрожь,
я отворачиваюсь к окну
все кругом в покое раннего утра
с улицы долетают выкрики управляющих
обыкновенный день:
звуки команд и хлыстов
горловое пение
ржание лошадей
…а на берегу ледяной водой
уже выстирано белье.
9.
заброшенная голубятня, некий герой из римской истории
в фиолетовой мантии будущего императора
конечно его играет хоакин феникс
гости расходятся. а мы ожесточенно деремся
(ну да, что ещё делать во сне
с хоакином фениксом,
извини продолжай),
по лестницам, крышам,
со всеми запрещенными приемами,
включая пролитие апельсинового сока на какой-то_важный_документ_
господи, он плакал
(да что с тобой не так?)
рассказывают, когда я только пошла
в детский сад, то первые две недели
просто била с обиды всех мальчиков.
потом перестала.
потом я пошла в другой детский сад
и мальчик андрей мой возлюбленный
он стоял посреди остальных мальчишек
с футбольным мячом в руках.
я подошла: можно скажу тебе что-то на ушко
и вместо этого поцеловала его в щеку
он бросил в меня мячом испачканным землей
мы оба были неправы
а папа потом сказал
рассматривая общую фотографию
«у него тонкие губы
не доверяй мальчикам
с тонкими губами»
сказал он
и исчез за холмом
10.
какой-нибудь ночью
какой-нибудь из ночей
отпечатком ладони
в аквариумном луче
пылью с высокой полки
ворсом с воротника
шейной цепóчкой
вынутой изо рта
11. запись из дневника.
…садится солнце, в розово-голубой пене,
почти морской, скоро стемнеет, в темноте
страшно — день отключен, еще один день на земле,
и в наступающей ночи никого нет, и нет ничего,
весь мир отвернут, и даже темнота
настолько неплотная, что ею невозможно питаться.
12.
я сошла с парохода на землю, готовить
ужин в уходящем дневном свете, уже и мотыльки
летели на пламя газовой горелки. мимо меня
всё сновали со двора в дом и обратно
его жена, мать и дочери
(сороковые годы прошлого века, художник в эвакуации)
— ты мало готовишь, — жена заметила
— я буду готовить мало, но каждый день.
вот и он сам подошел взглянуть,
слишком подвижный и рослый для своих лет.
в глубине двора послышался голос,
достающий песню мертвых из-под земли,
и другой такой же прозвучал в ответ.
и я выбежала за чем-то во двор, на секунду
меня обдало порывом песчаной бури (ночь
еще не настала) —
говорят, в этих местах
только с приходом тьмы затихает ветер.
13.
веранда, солнце и снег.
искры холода в солнечном свете.
заснеженные столики уличного кафе, еще не открытого.
я смотрю на замерзшую с осени реку, потерявшую свой берег,
в этих бьющихся друг о друга хрусталиках
всходит солнце из глубины белой дымки
я смотрю в самую центральную его точку и повторяю без остановки
свою молитву
и мне кажется, что солнце,
солнце из рассыпчатого розового золота,
слышит и смотрит на меня.
14.
огромный аэропорт. но залы ожиданий пусты.
всюду из окон льется полуденный свет.
самолеты накрыты простынями, дышат,
небо безоблачно.
но на выходе можно заметить
в одной из дверей
конец странной живой колонны —
это очередь на подземный паркинг, спиралевидный,
ведущий вниз,
где сгустилась неисчислимая плотная многоножка —
на поверхности виднеется лишь небольшой ее хвост,
но то, что начало, и то, что конец — там, в глубине.
я спрашиваю у глазеющих: что это?
“они ждут, чтобы оплатить
свои парковочные места внизу.
вы знаете, сколько сейчас стоит porsche
и как опасно хранить его на земле?”
в досаде и гневе, в каком-то нескончаемом раздраженном монологе
я ухожу оттуда искать свою остановку. ту, посреди поля —
где нет никогда ни автобусов, ни людей.
На обложке: «cool» by Bryce Bradford
Лицензия: CC BY-NC-ND 2.0 DEED
Добавить комментарий