Стихотворение — акт преломляемой воли, оно движется решимостью и сомнением в равной степени. Интенция письма «несмотря ни на что» первична, но по мере наращивания нарратива растет и неопределенность возможностей и мотивов текста. Он переступает с ноги на ногу и мнется у порога развоплощения — по крайней мере, такова была задумка. Отсюда и название — петух как образ пробуждения опрокидывается обратно в собственный сон, не выходя за границы предельно частного, неразделимого опыта.
Мысль пытается придать предмету очертания объекта, но опирается на уже интериоризованные основания. Эти основания оказываются недостаточными для того, чтобы мысль могла двигаться за пределами своей развертки. Внутренняя граница между стимулом и реакцией, объектом и опытом, размыта, но ощущается как нигде не уловимая рассинхронизация мысли — рук и ног, верхней и нижней частей тела, попадания и промаха. Самообращеность, которая оборачивается опозданием реакции.
Самообращенная мысль решительно отступает в сомнении.
Мое отношение к поэзии строится на желании создавать и считывать опыт, действительный только в отдельно взятой конфигурации конкретного текста. Мне важно, чтобы текст стал в ряду вещей и феноменов, не обязательно пытаясь их отразить и вообще вступать с ними в какие бы то ни было связи. У предметов бывают поверхности отражающие и неотражающие, это не всегда имеет значение. Важно, чтобы текст не противился этому пребыванию в ряду вещей и в этом смысле хорошо, когда он берет пример со своих молчаливых соседей по полке.
Смирение вещи перед лицом функции — залог свободы предмета от прагматики и мысли от универсальной неустроенности носителя. Мысль не погрязает в болотах быта, а возносит болота до своих высот. Так же и поэтический текст, по-моему, не теряется в пыли соседних молчащих вещей, а наделяет их своим — или созвучным — голосом.
Кирилл Азёрный
ВО СНЕ ПЕТУХА
…как когда — на крошечное себя — примеряет первый мороз проходящая улица. Мороз или морось? Рыба молчит с головы. Висит оторванная сигналка. Увидеть сирену, найти ее мелкой. Взвеситься. Ноги сирен достают до донов погребальных винищ (приволочь водяные мешки). Мы взвесили воздух и нашли его тяжелее, чем он был до этого. Презрение к котам и кошкам, собакам — всему домашнему, включая еду. Я думаю, что мороз выглядит. Царь требует произношения своего имени с конца, и всхошая точка говорит мне о том, что оно и писалось с конца. Заглавная буква имени своим блеском затмевает слюну паутины. Так выглядит кровь насекомых, железо, очищенное от внутренности. Мы живые внутренности убежища. Анекдот.
Медленный внутренний кот съедает еду, начиная со дна миски. Висит голова еды. Головой еды накормить уличное животное. Признать поражение в борьбе с остатками пищи. Нам всем, пропустившим конец предложения — по месту нежного требования, месту безумия: безземельная вера, приземляющаяся на верхние ноги. Дождь, сверкнувшийся в маленькую щекотку. Сохранить.
Создать.
Ссыпаешь дождинки в коробку из-под нихуя. Обостренное чувство всего, и про что-то из этого скажешь «прекрасное» — заточенное к концу, или даже в конце, нарост звука, от дали совсем отделившегося. Выжженного поля земляк, неба и расстояния,
моря над головой.
Юбилейное зарево, мясо сырое.
Затупившимся языком слизывать пятна песка чтобы тебе
Что бы
Но если уточнить дом, в нем не будет ни крыши, ни окон. Бессердечный мой друг, признанный мелким двором. Эпистолярный роман воспитания.
У пистолета должна быть определенная форма, но что угодно послужит ядром выстрела. Почему это так? У пули тоже есть свои характерные свойства. Вытряхнуть песок из старика, из старика старуху. Где тебе лучше спать? Под кроватью мутант. Над кроватью пахан.
Сон петуха заостряется тяжестью выстрела.
Вспыхивает автономия, и ноги, которых не было,
появляются из-под одеяла, и руки, которых не было,
ложатся им на колени. Раскаты ракет напоминают майскую грозу — каждое мая так. Вспоминаешь — и в разрешении выстрела расплывается прошлое.
Голова размазалась, как праздники по месяцу маю. Рейтрейсинг медленно ловит твой взгляд, а поймает муху. Мы сходимся в точке слепцов, скрестив шпаги пальцев.
Зорро против Боярского и Боярский за Зорро.
Выжженного поля земляк, время и расстояния,
расстройство желудка, когда просроченный сон бродит коридором не твоего терминала. Джэтлэг инпут-лага: когда я нажимаю на кнопку, происходит одно. Когда отпускаю — другое.
Разные пароли на вход и на выход. Переодевшись в охранника, Серебряков покидает кинозал заседаний,
институт культуры
министерство трагедий
институты стали
открыты ночью в режиме бомбоубежищ. Что тебе стоит, раз уж мы здесь, выдать мне пожизненную визу переселенца? Заочные заслуги зачесть, которыми дед прозвенел себе дупло судьбы, вывеску Не беспокоить. Висок, вокруг которого Вознесенский отматывает пленку твоего зачатия.
Механизмы, которые привели к твоему случайному появлению, остаются в силе. В посмертии — назовем это так — тонкий ломоть сознательности, сила себя оплакивать.
Смерть — это не наказание, а преступление.
Или мелочь, как незамеченный кодером false.
Если — тогда
если нет, то когда будет да? Проверяй. Все познается в призыве к дедам и детям, войне,
чья заглавная буква в землю вросла, речи О труде и руде,
радиационных ценностях. Познается в сравнянии с землей, сравнении с Гитлером.
Все познается в уничтожении.
Моргни, если ты в плену взгляда.
Смахни в ладонь ресницы описок, елейные козни зелени. Хищный лук кровоточит, прозрачное слово находится для описания звука. Мы перепробывали всё на свете: сигналку Теслы, сирену города, автоответчик. Осталась твоя деревянная дверь,
но это рука моя деревянна, и дверь стучится в нее крованным железом, металлом Метулы.
Маск вернул нижнюю половину ракеты, а я не могу вернуть деньги за чечевицу, минуту молчания, час тишины, год молчания, жизнь тишины, случайному сэлфи — нижнюю половину тела.
Цель создается ударом.
Цель исчезает из-под удара.
Веер радара развернут в прошедшее.
На обложке: «Egg No. 074» by serena_tang
Лицензия: CC BY-NC-ND 2.0
Добавить комментарий