Стихотворения из книги Натальи Игнатьевой «предзвучие/отзвук» (М.: POETICA, 2024)
* * *
а отходит от б на отрезок тепла
человечьего тела дыханья
и домов разогретых жарой
балансирует на тротуарном камне
не слыша ни оклика ни вопроса
на небе ни облачка
сквозь закопченные окна
казалось все время пасмурно будет ливень
угольком на стене одного из домов
на центральной улице города
нацарапаны имя и дата
рядом похабная фразочка мелкими буквами
остановился кто-то сделал фото на память
горелая рукопись тлелые стены зола
смешались словно чаинки в теплом стакане
все запомнилось все что было и не было
а упало и где-то пропало б
невпопад на вопрос ответив
сейчас эти книги и надписи
именем города названы энский текст
фотографии напечатаны
и дети проходят в школах
пробуют по кусочку
хлеб немнущийся первых веков поминанья
московский адвент
I
под крылом самолета
о чем-то поет
гирлянда
в спешке
надетая городом
на нее глядят
и так вспоминают о доме
дедка вышел из дома
скользит по ступенькам
по свежей наледи
за дедку внучка
шарик за внучку
тянут-потянут
вытянуть не могут
в небе повисли бинты
все яснее видны
золотые московские репки
II
господь сидит
на первом этаже
и всех входящих
узнает по вздоху
по кашлю
тяжелеющим шагам
он подбирает все
что у порога
оставлено
и звякает впотьмах
надежду и вину неуспеванья
за временем
своих живых и мертвых
их первые последние слова
все чаще
он выходит из подъезда
лопатой оттесняет снег
от двери
сейчас ее так просто не открыть
и он стоит и курит
перед ним
обуглены
столетние деревья
огонь кружит
и дышит на глаза
глаза слезятся
а сгоревший лес
слетает в снег
с истлевшей сигареты
III
что происходит там
этажами выше
грохот и звон
то ли с крыши швыряют снег
то ли что-то в квартире
мальчик-с-пальчик
дрожит будит зовет
дергает краешек платья
той что лежит у серванта
с порезанным локтем
в ледышках стекол
и черно-белых карточек
с лицами чьи черты
легко узнаются в живущих
ангел с прозрачными крыльями
вьется осенней мухой
ожившей в тепле квартиры
мальчик зовет мария
IV
ни сна ни яви
во многих и многих глазах
— значит тогда ты помнишь
— помню
— чуть не упали на льду у метро
— мы тогда посмеялись
— это было предсказано
— так и случилось
салат пироги на столе
давно стемнело
фонарь зажегся
комнату зажелтил
должно быть
ему сказали
что все
вернулись домой
* * *
день световой
сокращен
до мгновенья
пресеченного
тенью руки
в свете
всплывшем
из мутной воды
января
матового стекла
этой зимой
узаконены
птичьи права
на гашеной извести
белозема
на улице гашека
укореняется речь
рассказ обо всем
на свете
что удалось разобрать
со слуха
с теплого пара
на морозе дыхание видимо
дом из-под крыши
щурит
серебряным глазом
исчерна-синяя птица
бьется в окно
скребет по карнизу
в комнате
дышат ртом
часто и слышно
в коробке
долго сверлили
дырочки
чтобы дышать
в них попадает снег
и время потеет
бросаясь
то в жар
то в холод
с белорусского
тронет вагончик
из москвы
до москвы
не доехать
останется снег
останется мысль о доме
трепещет ветка
с куцым
кленовым листом
стекают капли
по ветке
пограничию
жизни и смерти
не взвидеть
дневного света
уцелевшему верить
Пророчество тоже археология
И. Амихай
Поскольку при диглоссии два языка воспринимаются как один, а контексты их употребления характеризуются дополнительным распределением (практически не пересекаются), перевод с одного языка на другой оказывается в этих условиях принципиально невозможным
Б. А. Успенский
I
так начнем повесть сию
о том что раньше никто
никогда не видел
о чем не учили писать
язык корячится
словно на свежем льду
аз есмь
I am
ich bin
я есть
был
книги пишут одним
родители знают другой
в церкви поют на третьем
думай теперь
как schreiben
скрябаешь по бумаге
убористо
листы вперечет
II
на путях
из предвечного города
неизвестно какого по счету
ноги вязнут в распутице
скользят по осколкам криков
с прозваньями тех
кто изгнан
собирали бумаги
сколько всего накопилось
вся наша зимопись
списки долгов и покупок
дневники фотографии
письма
неявленные пленки
что-то с собой впопыхах
другое в коробку
в укромный угол
разберем когда/если вернемся
по этим острым
трак трак
тр-р
III
в зиму такую-то
(тысячи сотни десятки)
от начала безвременья
впустившего нас в утробу
вошедшее в наши тела
нрзб
часть листа оторвана
слова что остались
и те заикаются
представьте
преставися
прославиша
представишься (новым именем)
когда мы вернемся
после побоища
тчк
понеже всем ведомо есть
не оглядываться
на пожар
у вокзальной площади
оплавишься словно свечка
как теперь разобрать
эту хронику
по затоптанным
в многовечной грязи листкам
остальное теперь
лишь пепел
и snow
снова
snow
* * *
ich weiß nicht was soll es bedeuten
я не знаю что это значит
так начинается песня о лорелее
девушке что рыбаков уводила
на дно морское
я не знаю что это значит
когда кто-то с ледяными пальцами
тащит на дно
всех кто оказывается на поле
холодно жгучего зрения
поле о русское поле
как тут грубоко грыбоко
перестаешь чувствовать свое тело
кожа становится чужой становится чешуей
она такая как будто поверх тебя
слой за слоем тяжелая одежда
не твоя и не будет твоей
кто-то идет в окне
касается окна оно индевеет
становится не-окном
не давая зрения
белая королева дает сладости
мальчику прыгнувшему к ней в шубу
мальчик читает таблицу умножения
он ничего не знает кроме таблицы умножения
и того что он хочет есть
набить рот сладкой патокой
чтобы почувствовать что у него есть
липкие пальцы кожа зрение вкус
я не знаю что это значит
это странное ожидание вести
о солнце встающем чуть раньше
самого долгого вечера
как дикий зверь с развевающейся
в метели гривой
во время взгляда
рыбой ныряющего
в бездонье
* * *
повзрослевший том сойер
красит домик
построенный
из старых деревянных шпал
по вечерам сверчки
постукивают как колеса поезда
спрятанные сурдиной
стрекот стрекот стрекот
железная дорога
поворачивает
всегда напрямо
мимо правды
и первых ростков
раздвоения потока
в глазные яблоки
и обрыв-
ается
москва
яр
как взгляд
ко дну студенца
оклик по имени
оставшийся
без ответа
Прелюдия и фуга
Прелюдия
мысль трясогузкой
мелко цепляет дорогу
перед твоим движением
крутит черными точками глаз
после гласных
после каждого слога
пытаясь утешить страх пустоты
как узор бегунца
что заставляет забыть о белизне стены
как разделенный
с com.pane’ей
с белыми точками трепета
по всему телу
хлеб подхваченной песни
Фуга
стебель яблока
свернутая трубочкой
грамота со стертыми письменами
загадка для археологов
рука принимает усталый зевок
воздушный шар
как плод нарушивший закон ньютона
наполняется выдохом
в городе этом
над улицами
нависают старые яблони
путь свой держишь в руках
чтобы не поскользнуться
на размокшей коричневой мякоти
как предчувствуя продрогание
глаза спотыкаются
на жарком фильтре сепии
на городе предгрозовом
и (stiller stiller)
выкормленное тишиной тепло
в сердцевинке дыхания
Интрада
Ибо и птичка нашла себе дом, и горлица —
гнездо себе, где положит птенцов своих
Пс. 83
I
ловишь траекторию дыхания
своего и чужого
как оно выходит из пальцев
превращается в слово касание взгляд(а)
спрашивает
господи что тут
прислышалось
напряжение голосов
сходящихся в миллисекунду
на дне дыхания
глаза закрылись
пальцы сжались так
что ногти оставили на ладони
болезненные полоски
полутонов
как долго они
растворялись на воздухе
оставляя вопрос
который легко перенести
в утверждение
?
II
когда вода закончится
в перевернутом стакане
в его донышке
отражаемся мы
хор наших голосов
их слышно теперь повсюду
во дворе в котором
один день стоит тысяч
музыка доносится из гаража
стеклянная музыка
композитора
что повезет нас
в такси на вокзал
вариации на одно слово
самое первое
сглотни
и поставь здесь дату
III
дом встает точкой
в конце предложения
о встрече со временем
забытым в смоле
легким насекомым тельцем
в бочке брошенной в океан
ты волна говоришь
голосом выросшего ребенка
он успел научиться
перелетать океан
превращаться в насекомых
залетать в открытые окна
напоминать о себе
трупиком на запыленном подоконнике
соберешь это брение
выйдет голос
На обложке: «Piano keys» by Christopher Smith
Лицензия: CC BY-ND 2.0
Добавить комментарий