О книге Ильи Долгова «Сциапоника. Поэтический и практический гид для грациозного растениеводства»
«Определяющее желание теневодства — украсть себя из поля твердого опыта и скользить сквозь вечернюю росу неясных чувств, смыслов, отношений, техник».
Илья Долгов, «Сциапоника»
Я стою в комнате. Ко мне приближается кто-то, кого я не знаю и кто прибыл издалека. Он стоит и просит меня о соучастии. Тут же я пытаюсь понять, а способна ли я в принципе на него. А вдруг мое касание разрушит это существо? Но не ответить я не могу… Так мы и стоим напротив друга друга и ищем способы проницающей связи на протяжении всей книги. И потом снова и снова…
Эта книга написана из эпицентра катаклизма в 2022 году. Она идет сквозь пожар хрупкими листьями, тонкими ветками, любящим взглядом и многомерной светлой печалью о неизбежности потери. И все же есть в ней неопалимый задор.
Тень — это хрупкая (как любит говорить художник — «ослабленная») связь, но при этом она же является и самой сильной, потому что укоренена во фреймворке самой ситуации связи: «Все в природе подражает друг другу — на этом держится жизнь. Оса и цветок, оса и гусеница: само их устройство — это подражание друг другу. Не в прямом смысле, а как тень, например. Устройство осы — это тень гусеницы, тюлень — это тень волны, а волна — тень тюленя». Основу сциапоники как метода составляют встречи и разговоры, случайные метафоры и действия, укорененные в повседневности, но помещенные в новые условия жизни.
Иногда мысленные касания так грубы, что вызывают уничтожение всех посевов на полях потенциальных событий… Это происходит каждую секунду. И что, эти события, слова, чувства так никогда и не развернутся? На их месте просто ничего не возникнет?
Илья Долгов предлагает нам практиковать сциапонику — нежную критику технологического разума — не достигать порога грубых фокусировок в наших контактах с реальностью. Кажется, что это единственное, что мы можем сделать, — воздержаться от выведения событий в статус ставшего объекта — физического, информационного, ментального, чувственного, аффективного, системного знания. Но удержаться в этом смысловом эфире на практике довольно проблематично. Нужны особые когнитивные органы, нужно практическое знание! Сциапоника и предлагает нам их (вырастить (в себе)).
В нынешних условиях внутренний мир, если и существует, то кажется проницаемым и делимым, а ценность сингулярных микрособытий жизни аннулируется. «Рабочая модель сознания», создаваемая и разделяемая теми, кто выступает на стороне объектного знания и дискурса, позволяет моделировать симпатии и исходит из принципа автономии и исчисляемости внутреннего опыта, разделяемости и противодействия.
Когнитивная экономика субъективного опыта имеет исток в ранних семиотических моделях коммуникации и моделях связи, предлагаемых теорией информации. Все усиливающееся желание контроля прямо говорит о возрастающей тревоге. Алгоритмические агенты осуществляют трансфер субъективности, моделируя желание. На самом деле они говорят только об одном — что «рабочая модель сознания» не работает.
Притупляет свои острые края,
Развязывает свои узлы,
Смиряет свечение свое,
Вид принимает праха своего.
Ускользающее!
Как будто есть оно и нет его.
Неведомо, чье оно дитя («Дао де Цзин»).
Целостные объекты, прежде всего — состояния, интуиции, предчувствия, не транслируются с помощью систем технического опосредования и плохо передаются в ситуации прямого человеческого взаимодействия, если не считать специальных ситуаций (например, моделирование состояний в поэзии или общение влюбленных). Ни одна техническая система не может гарантировать передачу состояния и смысла. Сциапоника предлагает совершенно иной способ взаимного проникновения вещей: «Присутствие, жизненная нить, протягивающаяся из цветения к зародышу, от семени к тому вопросу, через который оно проснется. Но всё это не как цель, мечта или неизбежный результат процедуры — чувство предощущения следующего движения, слова, звука, приходящее в паузе, тишине или передышке может служить нам подсказкой: вот только есть отличие — следующее движение теней, предощущаемое, никогда не оказывается закономерным, естественным, дополняющим, развивающим, преображающим» («Сциапоника»).
В случае сциапонической связи на первый план выходит принцип спонтанных и целостных хрупких совпадений и откликов. Причинно-следственные отношения уступают место паттернам, группам внутренних соответствий. Мы попадаем в Школу невидимых смещений, «надеясь на возможность неприкасающегося совпадения» («Сциапоника»).
Сциапоника рождается в световой пене растениеводства с его почвой, самыми разнообразными видами, имитациями, теплом, холодом, надеждой и умением переживать утраты. Так она, возможно, сама того не зная, дает место и космическому порядку: тени неподвижных объектов двигаются и меняют формы благодаря вращению космических тел. Тени включены в диалектику движения встреч.
«Однажды в Древнем Китае император потерял свою любимую супругу. Работа горя заставила его удалиться в свои покои, завесить все окна и отойти от дел. Государство стало приходить в упадок. Чтобы утешить императора, его придворный сделал силуэт его жены и разместил его с внешней стороны покоев у окна за занавеской. Теневой профиль сиял на солнце. Возрадовался император и снова приступил к своим государственным делам».
С этого эпизода принято начинать рассказ об истории театра теней, который рождает не только сцену утраченного объекта, но и сцену его обретения. Маленькая тень в поле утраты. Она слегка колышется на поверхности психических сил императора. Он же попадает на другую сцену тени, проходит по ней и снова находит себя.
Принцип сообщительности в сциопонике не только эстетический, но и этический. Это напоминает о том, что время копится в простых и точных действиях: «Мы действительно отдаем предпочтение тому, что имеет глубинную тень, а не поверхностную ясность. Это тоже блеск, но с налетом мути, которая неизбежно вызывает в представлении лоск времени, — безразлично, будет ли это натуральный камень или же из искусственного материала сделанный сосуд. Впрочем, выражение “лоск времени” звучит несколько сильно, правильнее было бы сказать — “заселенность руками”» (Дзюнъитиро Танидзаки «Похвала тени»).
Похвала тени — это немного и критика (искусственного) света. Европейские формы разума приживаются не везде, в частности, этого не происходит там, где естественный свет, попадающий в дом, сам по себе становится событием.
Читая эту книгу, я вхожу в теневые отношения со временем, рассчитывая ощутить его едва различимый трепет из будущего в сциа-настоящее.
На обложке: «Como me gustaria ser negro» by Universallyspeaking
Лицензия: CC BY 2.0
Добавить комментарий